Алекс ЛЕКЕР




НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОРЬКИЙ


(рубрику "Совершенно секретно"
ведет профессор Поливайсберг)

1.
В последнее время вокруг имени Максима Горького появилось множество слухов. Рассказать о своем знаменитом родственнике любезно согласился его внучатый племянник - Иосиф Снайпер-Пешков, недавно репатриировавшийся в Израиль и уже пятый год ожидающий амидаровскую квартиру в городе Хайфе. Документы, приоткрывающие завесу над именем пролетарского драматурга, он обнаружил случайно, перебирая переписку с министерством социального страхования, министерством абсорбции и банковскими распечатками.
Итак, родился Алексей Максимович (Евсей Моисеевич - прим. ред.) в небогатой еврейской семье под Нижним Новгородом в 1868г. Так как евреев в округе было мало, то семья Пешковых стремилась не выделяться и не афишировала свое происхождение. Только по субботам отец надевал талес и взяв с собой маленького Алешу, шел в единственную в Нижнем Новгороде синагогу.
Максим Пешков был обрусевшим польским евреем, срочно покинувший Варшаву в 1863году по обвинению в карточном шулерстве. В Польше его хорошо знали как Моисея Пшешкова, сына известного раввина Мордехая Пшешкова. Заметая следы он сбрил пейсы и бороду, а также продал черный отцовский сюртук, за который на прошлом аукционе Сотсби давали 25тыс. долларов. Если бы не черная кипа и торчащие из-под рубахи цициёт, то никто бы так и не догадался о его происхождении.
С раннего детства Алексей (Евсей - прим. авт.) пытался доказать окружающим, что он такой же как все, только обрезанный. Он дрался с соседскими мальчишками, не чурался никакой грязной работы, пил водку, матерно ругался, ходил с бурлаками по Волге и нарочито "окал", как это принято в той местности. Чтобы не быть похожим на еврея, он отпустил усы и постоянно красил волосы в светло-пшеничный цвет. Стесняясь своей кипы он всегда надевал сверху соломенную шляпу.
Осознание своего еврейства пришло к нему в довольно зрелом возрасте, когда все литературные журналы под разными предлогами отказались печатать его рассказы.
По совету нижегородского раввина Горький переезжает в Москву и показывает свои произведения уже известному тогда Хаиму Бялику. Бялик, используя свое влияние, сумел убедить главного редактора что романтические образы свободолюбивых людей ("Старуха Израиль", "Песня о Буресообщальнике" и др. - прим. авт.) лишь ширма. За внешним романтизмом, в аллегоричной форме звучит страстный призыв к еврейскому народу - призыв к свободе и исходу! Под давлением Бялика и выпитого, редактор соглашается, но с одним условием - автор книги должен взять псевдоним Максим Горький.
В эти годы он ближе знакомится с еврейским революционным подпольем. Быстро пропивая скудные на тот момент гонорары, начинающий революционер частенько оказывался на мели. Именно в этот период вышли романы "Трое", "На дне", "Мои университеты".
По ночам, когда хозяйка квартиры ложилась спать, он украдкой доставал Тору, накладывал тфилин и начинал молиться, слегка покачиваясь в ритм Книге Книг. Редкие прохожие, случайно увидевшие его раскачивающий в окне силуэт, лишь лукаво улыбались и со словами: "Ну и молодежь пошла", шли дальше, наивно полагая что революция в надежных руках.
С каждым годом великий писатель понимает что подлинное счастье он сможет обрести лишь на родине - в эрец Исраэль. Несмотря на это его жена(вторая жена - прим. Горького), артистка Андреева(некоторые до сих пор ошибочно полагают, что его женой была Клава Чапаева - прим. Петьки), настаивает на утомительных поездках на Капри, надеясь, что "дурные" мысли о возвращении на родину оставят его. Он и там не сидит сложа руки. Пишет политические статьи для не владеющего русским языком Герцеля, по ночам переправляет на пароходах беженцев в Палестину, мастерски подделывает визы и печати главного налогового управления.
Первый серьёзный конфликт с женой наступает перед праздником Песах. По рекомендации лечащего врача, Андреева, под предлогом участившихся у Горького запоров, прячет от него мацу, которую ему прислали бердичевские пионеры. Отношения с женой начинают портиться. Однажды Алексей Максимович застал её в некошерном ресторане, беззастенчиво уплетающую свинную отбивную в кругу местной элиты. На ней нет даже парика и чулок. Последовала неприятная сцена. Друзья и знакомые, раньше лишь догадывающиеся об его еврейских корнях, начали отдаляться от него. Образовавшийся вакуум Горький заполняет изучением иврита и отделением мясного от молочного.

В 20-е годы переписка с Зэевым Левиным (Ульянов - прим. Троцкого) была изъята из семейного архива работниками НКВД. После смерти старого революционного соратника, который так и не успел прочитать ни одного горьковского рассказа до конца, на Капри неожиданно стали приходить письма от Сталина, хотевшего казаться в глазах мирового сообщества поборником пролетарской культуры. Ему удается заманить доверчевого писателя на открытие новой синагоги, якобы построенной на его средства. На самом же деле на перечисленные Алексеем Максимовичем средства можно было построить разве что курятник на отдаленном хуторе.
После праздничного открытия синагоги, которая уже через неделю сменила вывеску на "Дом атеиста", Сталин радушно приглашает его в Кремль. Как бы случайно они заходят в столовую, где Горький, не веря своим глазам, встречается с главным московским раввином, лично проверяющим еду на кошерность.
- Оставайтесь, Евсей Моисеивич, - хитро прищуривается Сталин, хватая со стола кусок фаршированной рыбы.
Расстроганный таким теплым приемом, Горький остается. Через некоторое время "отец всех народов" предлагает написать ему обновленный вариант социалистической торы, которая бы объединила в себе все лучшее, что выработало человечество.
За рекордно короткие сроки (пять месяцев - прим. НКВД) к Сталину на стол ложится "Пролетарская тора", больше известная нам как "Кодекс строителей коммунизма".
Получив то, что хотел, Сталин уезжает на Кавказ и возвращается ровно через сорок дней к 17-му съезду партии (1934 г). Пользуясь отсутствием духовного наставника, простые коммунисты сразу же попытались создать себе новые символы поклонения, которые они позаимствовали у загнивающего капитализма. Сталин предъявляет им "Кодекс", якобы полученный им от Высших Сил, где простыми словами сказано: "Не верь капиталистам, а верь коммунистам. Потому что коммунисты хорошие, а капиталисты плохие".
Алекскй Максимович понимает, что его обманули. Все попытки встретиться со Сталиныам оканчиваются утомительными застольями, после которых у него сильно болит голова. Хитрый тиран приказывает уничтожить все документы, свидетельствующие о его еврействе. Спешно создается новый образ великого писателя. Как уже не раз это было в русской истории, грубо искажаются факты, заново переписывается биография и не вписывающиеся в новую концепцию главы. Так, например, в романе "Мать", первоначально описывалась религиозная еврейская семья отказников, борящаяся за безпрепятственный выезд в Израиль.
У великого писателя забирают повара и домработницу, лишают московской прописки и снимают со спец. пайка. Все продовольственные посылки, присылаемые ему из-за границы, нагло съедаются Союзом Голодных Писателей.
Доведенный до отчаяния Горький, вынужден лично пойти в магазин и купить пол кило варенной колбасы. Но отвыкший за годы иммиграции и разбалованный при Советской Власти спец. пайками, он он практически не способен воспринимать обычную советскую пищу. Ослабевший и не тренированный желудок категорически отказывается воспринимать еду из простого магазина. Ему становится все хуже. Подоспевшая после трехчасовых уговоров скорая лишь успела зафиксировать заворот кишек против часовой стрелки.
Так нелепо оборвалась жизнь великого еврейского писателя!
"Елы-палы. Ну, чувак и зажрался",- могут сказать новые репатрианты, желудок которых еще не отвык от постсоветской докторской или любительской колбасы. Но мы-то, прожившие в стране более трех лет прекрасно помним свои ощущения, когда приехавшие с доисторической родины родственники привозили нам в подарок "палочку" копченой колбасы, идущей на экспорт.
Хорошо еще если дегустация советских "деликатесов" заканчивалась поносом или рвотой. Известны немало случаев острых отравлений, хронических сердечно-желудочных расстройств и душевных заболеваний.
Конечно, можно спорить отравлен ли был Алексей Максимович специально или это лишь несчастный случай. Однако, нет сомнений, что кровавая рука Советов вложила в руку Пищепрома варенную колбасу с туалетной бумагой и хладнокровно направила ее (как когда-то рука самодержавия направила руку Дантеса) в Горького.
Доктором бедноты и лекарем пролетарских душ называл его Сталин. Узнав о его внезапной смерти он сильно расстроился, так как очень хотел, чтобы Горький лично учавствовал в деле врачей. При обыске в его писменном столе был обнаружен лишь начатый роман и 12 тыс. долларов - гонорар, на который он смог бы купить еще 3,2 тонны такой же колбасы.

2.
О еврейском происхождении Алексея Максимовича (Евсея Моисеивича - прим. см. начало статьи) писалось уже неоднократно. На сегодняшний день никто из серьезных историков даже не собирается оспаривать этот очевидный, как мы видим из начала статьи, факт. Однако так было не всегда. В начале пятидесятых, за упоминание еврейских корней пролетарского писателя, академик Голопупенко( извесный горьковед и пешколог - прим. ред.), чуть было не остался с голым задом(он мог потерять персональную пенсию - прим. Голого Зада). Его внучатый племянник Иосиф(Снайпер-Пешков - прим. авт.) даже был оштрафован контролером в автобусе, по нелепому обвинению в отсутствии проездного. Причем самое обидное,что произошло это в Хайфе, за двенадцать дней до празднования 128-летия писателя.
Однако, глупо было бы писать эту статью, чтобы доказывать абсолютно очевидные вещи или из элементарного желания подзаработать на публикации. Во-первых, мне и так хватает зарплаты жены, имеющей "квиют" в Хеврат Хашмале, а во-вторых, кто всерьёз может расчитывать на заработок в русско-язычной прессе (разве что с любовно-эротическим акцентом - прим.ред.).
Дело в том, что скурпулезно копаясь в недавно открытых секретных архивах мэрии Иерусалима(архивы были закрыты на ключ -прим. для несообразительных),в одной из папок, я абсолютно случайно наткнулся на пожелтевшую фотографию. За большим писменным столом сидел Давид Бэн-Гурион, а рядом стоял постаревший Горький и что-то диктовал. В том, что это был он не было ни какого сомнения. Все та же соломенная шляпа, огромные усы, широкие парусиновые шорты и удобные открытые лапти (Алексей Максимович не любил сандалей - прим. Клавы Чапаевой). Моему удивлению не было предела. Ошеломленный увиденным я перевернул фотографию и чуть было не потерял дар речи (своей - прим. авт.). "12 мая 1948г. Пешман помогает Бэн-Гуриону писать текст выступления ко Дню Независимости". Я просидел в архиве до глубокой ночи, пока не закончил читать все материалы. С каждой страницей общая картина начала постепенно проясняться.
Вопреки официальной версии, Сталин часто встречался с Алексеем Максимовичем, либо чтобы обсудить присуждение Сталинской Премии по литературе(он плохо читал по русски - прим. Бэн-Гуриона), либо обсудить особенности национальной политики(охоты), либо просто поболтать.
- А не началась ли у тебя, Моисеич, звездная болезнь? - в шутку любил спрашивать генералиссимус.
- А почему вы так думаете, товарищ Сталин? - как и все евреи Горький привык отвечать вопросом на вопрос.
- Да уж больно ты звездеть последнее время начал.

Частенько отец всех народов, стеснявшийся обращаться по вопросам грамматики к своему окружению, запросто звонил ему прямо домой. Об одном из таких звонков упоминает профессор Эрэз Шлёмпер в книге "Два Бермудских треугольника - звезда Давида".
- Я тут, по твоему совету, Гоголя читаю. Что это за слово такое "гетман"? - Слово "гетман" пришло к нам из иврита, - терпеливо объясняет Горький, - это человек, который дает "гет", т.е. развод.
Так вот, в одну из таких дружеских встреч, Сталин, как бы между прочим, посетовал на англичан, интересы которых с каждым годом все более и более пересекались с интересами России.
- Надо, понимаешь, как-то их изнутри подорвать, - делился своими мыслями Сталин,подливая в бокал Горького <Боржоми>, - причем действовать надо по всем направлениям: попытаться организовать забастовки среди рабочих внутри страны, спровоцировать национально-освободительную войну в колониях. - Подождите, подождите, - в голове великого еврейского писателя уже возник гениальный план, - а что если я лично поеду в Палестину и используя свои связи в еврейских кругах, начну борьбу.
- Не плохо, не плохо,- сощурился Сталин, посасывая свою курительную трубку, - в этом что-то есть. Только сделать это надо тихо, чтобы хитрая лиса Черчилль ничего не заподозрил. Сделаем-ка мы тебе автокатастрофу. А вообще то, знаешь что, мы тебя отравим.
- Хрен редьки не слаще, - в тон отцу всех народов ответил Алексей Максимович, усмехаясь в усы.
На том и порешили.

3.
Итак, в конце 1936г в Палестину приезжает немецкий коммерсант, еврейского происхождения, Барух Пешман. Без проблем пройдя таможенный контроль, он сразу же направляется в одно из только что созданных поселений на стыке Трансиордании и Сирии. Иврит дается ему легко и уже через полгода он неплохо говорит, сносно пишет и свободно молчит. Никому и в голову не может прийти, что этот усатый долговязый старик в соломенной шляпе поверх кипы и есть А.М.Горький.
В это время растет алия из Германии. Естественно появляется немало проблем. Великий писатель немедленно включается на защиту новых репатриантов. Чтобы "немецкой" алие было легче адаптироваться в Палестине, он учит этих комплексующих интеллигентов местной ментальности, увы, растерянной ими за годы галута. Сохранилось множество фотографий на которых запечатлены картинки тех лет: Горький учит новых репатриантов чесаться в общественных местах, Горький отучает врачей вовремя приходить на работу, Горький учит интеллигенцию исскуству жестикуляции перед лицом собеседника, Горький на улицах Хайфы отучает олим бросать мусор в урны.
Постепенно люди начинают осваивать истинные ценности свободы. Они начинают уверенно отвечать на вопрос, даже не выслушав его до конца, искренне верят, что всё знают, постоянно что-то жуют и литрами пьют кофе.
Они громко распевают русские песни, переведенные на иврит, много и уверенно говорят и абсолютно убеждены что американские евреи обязаны их кормить.
Бен-Гурион, высоко оценивший успехи Пешмана, просит помочь его бойцам сопротивления и найти новый вид провианта, который бы не портился в нашей жаре.
В поисках такого уникального продукта, Барух (Пешман - прим. Горького), попадает в Марокко и открывает там хумус. Среди множества неоспоримых достоинств в нем обнаружилась еще масса преимуществ: он очень прост в приготовлении, его можно есть руками (не в пример борщу - прим. авт.), использовать вместо шпаклевки в мелких домашних ремонтах. Еще одна интересная деталь на которую Пешман сразу же обратил внимание: поев хумуса, резко возрастает половая активность. Но главное достоинство хумуса было в том, что он как магнит притягивал к себе африканских евреев, привыкших расселяться поближе к своему любимому блюду. Вместе с хумусом он привозит в Палестину еще и фалафель, которым англичане, по неопытности, поначалу пытаются играть в гольф. Оба эти продукта в последствии дали сильный толчок развитию городского транспорта. Дело в том , что в местах бурной продажи хумуса и фалафеля строили центральные автобусные станции. Так, например, в Реховоте насчитывается семь центральных автостанций.
Довольный проделанной работой , он немедленно пишет письмо Бэн-Гуриону: "марокканские евреи, по моему, должны очень хорошо абсорбироваться. Не в пример немецкой алие они в избытке обладают всеми теми качествами , которые я с таким трудом пытался привить этим твердолобым "еки". Окрыленный успехом, Барух Пешман , продолжает искать потерянные колена израилевы. Судьба заносит его в Эфиопию, где в это время свирепствует голод. Сохранилась уникальная фотография тех лет: "Горький объясняет эфиопам, как с помощью палки доставать бананы с дерева." Одно из особенно голодных племен, спасенное им от голодной смерти, дружно переходит в иудаизм.
После провозглашения Независимости появляются первые разногласия между Пешманым и Бэн-Гурионом. Последний настаивает на том, чтобы сделать Мертвое море судоходным и строить еврейский социализм. Пешман же видит будущее Израиля в развитии высоких технологий и рыночной экономике. В самый разгар конфликта вездесущий моссад получает информацию, что Пешман - сталинский агент. Его выбрасывают из страны, всякая память о нем опять уничтожается.
В Россию ему уже нельзя, и Горький уезжает на Капри. Но и здесь его ждет разочарование: его вилла занята новым любимчиком Сталина поэтом К.Симономым.
Далее его след теряется и всяческие догадки являются лишь гипотезами, так как отсутствует какой-либо достоверный фактический материал. Во всяком случае ни нам, ни моссаду конкретно ничего не известно.

Если кто-то из наших чтитателей, чтобы восстановить историческую справедливость, сможет сообщить хоть какие-нибудь сведения из жизни великого еврейского писателя - посьба срочно связаться с редакцией. Дискретность гарантирована!




Оцените рассказ




Посмотреть результат




Титульная || Обратно
Конкурс рассказов || Анютины глазки || Фабрика грез
Золотой фонд || За Бугром || Закуток не для всех || Книга отзывов