Во время эвакуации Ахматова м Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе.
"Мы бродили по рынку, по старому городу, - вспоминала Раневская. - За мной
бежали дети и хором кричали: "Муля, не нервируй меня". Это очень здорово
надоедало, и мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела
роль, которая мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой. "Не
огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Муля!" Я спросила: "Что у вас "Муля"?
"Сжала руки под темной вуалью" - это мои "Мули", - сказала Анна
Андреевна.
Раневская спешила увидеть смешное - и тем защититься от реальности. Можно
сказать, что она умудрилась сотворить из собственной жизни комический
"ужастик" и сыграть в нем лучшую свою роль.
Раневская рассказывала, что когда Ахматова бранила ее, она огрызалась.
Тогда Ахматова говорила:
- Наша фирма - "Два петуха!"
В эвакуации в Ташкенте Раневская взялась продать кусок кожи для обуви. Обычно такая операция
легко проводилась на толкучке. Но она направилась в комиссионный магазин,
чтобы купля-продажа была легальной. Там кожу почему-то не приняли, а у
выхода из магазина ее остановила какая-то женщина и предложила ей продать
эту кожу из рук в руки. В самый момент совершения сделки появился
милиционер - молодой узбек, - который немедленно повел незадачливую
спекулянтку в отделение милиции. Повел по мостовой при всеобщем внимании
прохожих.
- Он идет решительной быстрой походкой, - рассказывала Раневская, - а я
стараюсь поспеть за ним, попасть ему в ногу и делаю вид для
собравшейся публики, что это просто мой хороший знакомый и я с ним
беседую. Но вот беда: ничего не получается - он не очень-то меня
понимает, да и мне не о чем с ним поговорить. И я стала оживленно, весело
произносить тексты из прежних моих ролей, жестикулируя и пытаясь сыграть
непринужденную приятельскую беседу... А толпа мальчишек да и взрослых
любителей кино, сопровождая нас по тротуару, в упоении кричала: "Мулю повели!
Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!" Они радовались, они смеялись. Я
поняла, они меня ненавидят!
И заканчивала со свойственной ей гиперболизацией и трагическим изломом
бровей:
- Это ужасно! Народ меня ненавидит.
Раневская передавала рассказ Ахматовой.
- В Пушкинский дом пришел бедно одетый старик и просил ему помочь,
жаловался на нужду, а между тем, он имеет отношение к Пушкину.
Сотрудники Пушкинского дома в экстазе кинулись в старику с вопросами,
каким образом он связан с Александром Сергеевичем. Старик гордо
объявил:
- Я вляюсь праправнуком Булгарина.
Раневская передавала рассказ Надежды Обуховой. Та получила письмо от
ссыльного. Он писал: "Сейчас вбежал урка и крикнул: "Интеллигент, бежи
скорей с барака. Надька жизни дает". Это по радио передавали
романсы в исполнении Обуховой.
В 1954 году советское правительство решило сделать большой подарок
немецкому народу, возвратив ему его же собственные сокровища
Дрезденской галереи, вывезенные во время войны как самый дорогой трофей.
Но правительство решило сделать и еще один красивый жест - спустя
почти десять лет после победы показать эти сокровища своему народу.
В Москве люди сутками стояли в очереди в Пушкинский музей, чтобы
посмотреть на картины великих мастеров, среди которых была
"Сикстинская мадонна Рафаэля.
Рассказывают: возле "Сикстинской мадонны" стоят две шикарно одетых
дамы, и одна обращается к другой:
- Не понимаю, что все так сходят с ума и чего они в ней находят...
Случайно оказавшаяся рядом Фаина Георгиевна так на это отреагировала:
- Милочка! Этой дамой столько веков восхищалось человечество, что
теперь она сама имеет право выбирать, на кого производить
впечатление.
- А вы куда бы хотели попасть, Фаина Георгиевна, - в рай или в ад? -
спросили у Раневской.
- Конечно, рай предпочтительнее из-за климата, но веселее мне было бы в аду -
из-за компании, - рассудила Фаина Георгиевна.
У Раневской спросили: что для нее самое трудное?
- О, самое трудное я делаю до завтрака, - сообщила она.
- И что же это?
- Встаю с постели.
В Комарове, рядом с санаторием, где отдыхает Раневская, проходит железная дорога.
- Как отдыхаете, Фаина Георгиевна?
- Как Анна Каренина.
В другой раз, отвечая на вопрос, где отдыхает летом, Раневская
объясняла:
- В Комарове - там еще железная дорога - в санатории имени Анны
Карениной.
Раневская рассказывала, как они с группой артистов театра поехали
в подшефный колхоз и зашли в правление представиться и пообщаться с народом.
Вошедший с ними председатель колхоза вдруг застеснялся шума,
грязи и табачного дыма.
- Еб вашу мать! - заорал он, перекрывая другие голоса. - Во что
вы превратили правление, еб вашу мать! У вас здесь знаете что?..
Бабы, выйдете! (Бабы вышли) У вас здесь, если хотите знать - хаос!
Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает
на вокзал.
- Жалко, мы не захватили пианино, - говорит Фаина Георгиевна.
- Неостроумно, - замечает кто-то из сопровождавших.
- Действительно неостроумно, - вздыхает Раневская. - Дело в том,
что на пианино я оставила все билеты.
Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино.
- Да ведь вы уже купили у меня билет на этот сеанс пять минут назад, - удивляется
кассир.
- Я знаю, - говорит Фаина Георгиевна. - Но у входа в кинозал какой-то
болван взял и разорвал его.
Раневская ходит очень грустная, чем-то расстроена.
- У меня украли жемчужное ожерелье!
- Как оно выглядело?
- Как настоящее.
Фаина Георгиевна вернулась домой бледная как смерть и рассказала,
что ехала от театра на такси.
- Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между машинами,
увиливал от грузовиков, проскакивал прямо перед носом у прохожих!
Но по-настоящему я испугалась уже потом. Когда мы приехали, он достал
лупу, чтобы посмотреть на счетчик.
Как-то на гастролях Фаина Георгиевна зашла в местный музей и присела
в кресло отдохнуть.
К ней подошел смотритель и сделал замечание:
- Здесь сидеть нельзя, это кресло князя Суворова Рымникского.
- Ну и что? Его ведь сейчас нет. А как придет, я встану.
Во время гастролей во Львове ночью, выйдя однажды на балкон
гостиницы, Фаина Георгиевна с ужасом обнаружила светящиеся неоновыми
буквами огромных размеров неприличное существительное на букву "е".
Потрясенная ночными порядками любимого города, допропорядочно
соблюдавшего моральный советский кодекс днем, Раневская уже не смогла заснуть и лишь
на рассвете разглядела первую букву "М" на вывеске мебельного
магазина, написанной по-украински: "Мебля".
Портниха снимает с Раневской мерки:
- Первая - 120 см, вторая - 120 см, третья - 120... Мадам,
где будем делать талию?
Раневская заказала у модной портнихи платье. Пришлось ждать больше
месяца, было несколько примерок.
Забирая, наконец, готовое платье, Раневская пробурчала:
- Даже Бог, создавая мир, потратил всего неделю. А вы шили одно
платье больше месяца.
Та ответила:
- Так посмотрите, Фаина Георгиевна, на этот мир и посмотрите на это платье!
Когда Раневская получила новую квартиру, друзья перевезли ее
немудреное имущество, помогли расставить и разложить все по местам,
собрались уходить. Вдруг она заголосила:
- Боже мой, где мои похоронные принадлежности?! Куда вы положили
мои похоронные принадлежности? Не уходите же, я потом сама ни за что не найду,
я же старая, они могут понадобиться мне в любую минуту!
Все стали искать эти "похоронные принадлежности", не совсем понимая,
что, собственно, следует искать. И вдруг Раневская радостно провозгласила:
- Слава Богу, нашла!
И торжественно продемонстрировала всем коробочку со своими орденами
и медалями.
Раневская приглашает в гости и предупреждает, что звонок не работает:
- Как придете, стучите ногами.
- Почему ногами, Фаина Георгиевна?
- Но вы же не с пустыми руками собираетесь приходить!
Перед Олимпиадой 80-го года в московскую торговлю поступила инструкция:
быть особо вежливыми и ни в чем покупателям не отказывать. По этому поводу ходило много анекдотов.
Вот один, весьма похожий на быль.
Заходит в магазин на Таганке мужчина и спрашивает:
- Мне бы перчатки.
- Вам какие? Кожаные, замшевые, шерстяные?
- Мне кожаные.
- А вам светлые или темные?
- Черные.
- Под пальто или под плащ?
- Под плащ.
- Хорошо... Принесите нам, пожалуйста, ваш плащ, и мы подберем перчатки
нужного цвета и фасона.
Рядом стоит Раневская и все это слушает. Потом наклоняется к мужчине и
театральным шепотом, так что слышит весь торговый зал, говорит:
- Не верьте, молодой человек! Я им уже и унитаз приволокла, и жопу показывала,
а туалетной бумаги все равно нет!
- Что это у вас, Фаина Георгиевна, глаза воспалены?
- Вчера отправилась на премьеру, а передо мной уселась крупная женщина.
Пришлось весь спектакль смотреть через дырочку от сережки в ее ухе...
Алексей Щеглов, которого Раневская называла "эрзац-внуком", женился.
Перед визитом к Раневской его жену Татьяну предупредили:
- Танечка, только не возражайте Фаине Георгиевне!
Когда молодожены приехали к ней, Раневская долгим взглядом
оглядела Таню и сказала:
- Танечка, вы одеты, как кардинал.
- Да, это так, - подтвердила Таня, помня наставления.
Вернувшись домой, Щегловы встретили бледную мать Алексея с убитым
лицом: Раневская, пока они были в дороге, уже позвонила ей и
сказала:
- Поздравляю, у тебя невестка - нахалка.
Однажды Раневская потребовала у Тани Щегловой - инженера по
профессии, объяснить ей, почему железные корабли не тонут.
Таня пыталась напомнить Раневской закон Архимеда.
- Что вы, дорогая, у меня была двойка, - отрешенно сетовала
Раневская.
- Почему же. когда вы садитесь в ванну, вода вытесняется и льется
на пол? - наседала Таня.
- Потому что у меня большая жопа, - грустно отвечала Раневская.
Маша Голикова, внучатая племянница Любови Орловой, подрабатывала
корреспондентом на радио.
После записи интервью она пришла к Фаине Георгиевне и сказала:
- Все хорошо, но в одном месте нужно переписать слово "феномен".
Я проверила, современное звучание должно быть с ударением в середине слова
- "фенумен".
Раневская переписала весь кусок, но дойдя до слова "фенумен", заявила
в микрофон:
- Фетомйн, феномйн и еще раз феномйн, а кто говорит "фенумен", пусть
идет в жопу.
Актер малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время
был ректором Театрального училища имени Щепкиной. Однажды звонит
ему Раневская:
- Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает
мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю - очень
талантливый, очень, очень. Личная просьба моя: не проглядите,
дорогой мой, безумно талантливый мальчик.
Рекомендация Раневской дорого стоила - Новохижин
обещал "лично проследить".
После прослушивания "гениального млаьчика" Новохижин позвонил
Раневской.
- Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли..., не знаю даже
как и сказать...
И тут же услышал крик Раневской:
- Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно!
Боже мой, что я могу поделать: меня просят, никому не могу отказать!
14 апреля 1976 года. Множество людей столпилось в гримуборной Раневской, которую
в связи с 80-летием наградили орденом Ленина.
- У меня такое чувство, что я голая моюсь в ванной и пришла экскурсия.
Однажды Раневская с артистом Геннадием Бортниковым застряли в лифте.
Только минут через сорок их освободили. Своему компаньону Фаина Георгиевна
сказала:
- Геночка! Вы теперь обязаны на мне жениться, - иначе вы меня скомпрометируете.
Фаина Георгиевна Раневская никогда не стеснялась в выражениях. Многие
полагали, будто Раневская придумывала шутки, афоризмы, которые потом
разлетались по Москве и двигались дальше. На самом деле Фаине Георгиевне
незачем было что-то сочинять. Ее остроумие сродни рефлексу - оно
непроизвольное. Здесь вы можете познакомиться с некоторыми из них.
Я - выкидыш Станиславского, - говорила она.
Страшно грустна моя жизнь. А вы хотите, чтобы я воткнула в жопу куст
сирени и делала перед вами стриптиз.
Раневская вспоминала:
- Ахматова мне говорила: "Вы великая актриса". И тут же добавляла:
"Ну да, я великая актриса, и поэтому я ничего не играю, меня надо сдать в
музей. Я не великая актриса, я великая жопа"
- Как вы живете? - спросила как-то Ия Саввина Раневкую.
- Дома по мне ползают тараканы, как зрители по Генке Бортникову, -
ответила Фаина Георгиевна.
- Фаина Георгиевна, как ваши дела?
- Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью
- повидло.
- Жизнь - это затяжной прыжок из п…ды в могилу.
- Жизнь - это небольшая прогулка перед вечным сном.
- Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.
- Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
- Старость - это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже
самого пирога, а половина мочи идет на анализы.
- Успех - единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
- Спутник славы - одиночество.
- Оптимизм - это недостаток информации.
- Всю жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
О коллегах:
- У нее не лицо, а копыто.
- У этой актрисы жопа висит и болтается, как сумка у гусара.
- У него голос - будто в цинковое ведро ссыт.
- Такая задница называется "жопа-игрунья".
- Критикессы - это амазонки в климаксе.
- Когда мне не дают роли, чувствую себя пианистом, которому отрубили руки.
- Получаю письма: "Помогите стать актером". Отвечаю: "Бог поможет!"
- Сняться в плохом фильме - все равно что плюнуть в вечность.
- Фаина Георгиевна! Галя Волчек поставила "Вишневый сад".
- Боже мой, какой ужас! Она продаст его в первом же действии.
- У Юрского течка на профессию режиссера. Хотя актер он замечательный.
Раневская кочевала по театрам.
Театральный критик Наталья Крымова спросила:
- Зачем все это, Фаина Георгиевна?
- Искала… - ответила Раневская.
- Что искали?
- Святое искусство.
- Нашли?
- Да.
- Где?
- В Третьяковской галерее…
Ольга Аросева рассказывала, что уже будучи в преклонном возрасте,
Фаина Георгиевна шла по улице, поскользнулась и упала. Лежит на тротуаре и
кричит своим неподражаемым голосом:
- Люди! Поднимите меня! Ведь народные артисты на улице не валяются!
Раневская рассказывала, что из всего хорошего, сердечного, сказанного
ей публикой, самое приятное признание было получено ею в магазине, куда
она ходила за папиросами. Магазин был закрыт на обеденный перерыв.
Раневская заглянула в стеклянную дверь - уборщица мыла пол в пустом зале.
Увидев Фаину Георгиевну, бросилась открывать двери со словами:
- Как же вас не пустить, когда, глядя на вас в кино, забываешь свое горе.
Те, которые побогаче, могут увидеть что-нибудь и получше вас
(в этом месте Раневская особым образом изламывала бровь), а для нас,
бедных, для народа вы самая лучшая, самая дорогая.
Во время гастролей театра имени Моссовета в Одессе кассирша говорила:
- Когда Раневская идет по городу, вся Одесса делает ей апофеоз.
Валентин Маркович Школьников, директор-распорядитель Театра имени
Моссовета, вспоминал: "На гастролях в Одессе какая-то дама долго
бежала за нами, потом спросила:
- Ой-ви - это она?
Раневская спокойно ответила своим басовитым голосом:
- Да, я - это она".
В Одессе во время гастролей, одна пассажирка в автобусе протиснулась к
Раневской, завладела ее рукой и торжественно заявила:
- Разрешите мысленно пожать вашу руку!
Как-то в скверике у дома к Раневской обратилась какая-то женщина:
- Извините, ваше лицо мне очень знакомо. Вы не артистка?
Раневская резко парировала:
- Ничего подобного, я зубной техник.
Женщина, однако, не успокоилась, разговор продолжался, зашла речь о
возрасте, собеседница спросила Фаину Георгиевну:
- А сколько вам лет?
Раневская гордо и возмущенно ответила:
- Об этом знает вся страна!
Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она:
- Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню.
Как-то Ранечвская, сняв телефонную трубку, услышала сильно надоевший
ей голос кого-то из поклонников и заявила:
- Извините, я не могу продолжать разговор. Я говорю из автомата, а здесь
большая очередь.
После спектакля "Дальше - тишина" к Фаине Георгиевне подошел поклонник:
- Товарищ Раневская, простите, сколько вам лет?
- В субботу будет сто пятнадцать.
Он остолбенел:
- В такие годы и так играть!
В купе вагона назойливая попутчица пытается разговорить Раневскую.
- Позвольте же вам представиться. Я - Смирнова.
- А я нет.
Брежнев, вручая в Кремле Раневской орден Ленина, выпалил:
- Муля, не нервируй меня!
- Леонид Ильич, - обиженно сказала Раневская, - так ко мне обращаются
или мальчишки, или хулиганы.
Генсек смутился, покраснел и пролепетал, оправдываясь:
- Простите, но я вас очень люблю.
- Никто кроме мертвых вождей, не хочет терпеть праздноболтающихся
моих грудей, - жаловалась Раневская.
После спектакля Раневская часто смотрела на цветы, корзину с письмами,
открытками и записками, полными восхищения - подношения поклонников ее
игры - и печально замечала:
- Как много любви, а в аптеку сходить некому.
- Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу - потому еще,
что у меня его никогда не было, - заявила Раневская, упреждая всевозможные
вопросы журналиста.
- Так что же, - не отстает журналист, - значит у вас совсем нет никаких
недостатков?
- В общем, нет, - скромно, но с достоинством ответила Раневская.
И после небольшой паузы добавила:
- Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю…
Одной даме Раневская сказала, что та по-прежнему молода и прекрасно
выглядит:
- Я не могу ответить вам таким же комплиментом, - дерзко ответила та.
- А вы бы, как и я, соврали! - посоветовала Фаина Георгиевна.
Раневская подходит к актрисе Н., мнившей себя неотразимой красавицей, и
спрашивает:
- Вам никогда не говорили, что вы похожи на Бриджит Бардо?
- Нет, никогда, - отвечает Н., ожидая комплимента.
Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает:
- И правильно, что не говорили.
Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней
снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины.
- Вот такой я была тридцать лет назад.
- А кто эта маленькая девочка? - с невинным видом спрашивает Фаина
Георгиевна.
Даже любя человека, Раневская не могла удержаться от колкостей.
Доставалось и Любови Орловой. Фаина Георгиевна рассказывала, вернее,
разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в элегантную красавицу-Любочку.
Любочка рассматривает свои кофейно-бежевые перчатки:
- Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж.
Еще из "Орловой".
- Ну что, в самом деле, Чаплин, Чаплин… Какой раз хочу посмотреть, во что
одета его жена, а она опять в своем беременном платье! Поездка прошла
совершенно впустую.
- Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, - говорила Раневская,
что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать!
- Вы слышали, как не повезло писателю Н.? - спросили у Раневской.
- Нет, а что с ним случилось?
- Он упал и сломал правую ногу.
- Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? -
посочувствовала Фаина Георгиевна.
Журналист спрашивает у Раневской:
- Как вы считаете, в чем разница между умным человеком и дураком?
- Дело в том, молодой человек, что умный знает, в чем эта разница, но
никогда об этом не спрашивает.
- Кем была ваша мать до замужества? - спрашивает у Раневской настырный
интервьюер.
- У меня не было матери до ее замужества, - пресекла Фаина Георгиевна
дальнейшие вопросы.
У Раневской спросили, любит ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ:
- Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса - Иоганна.
Рина Зеленая рассказывала: "В санатории Раневская сидела за столом с
каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты
не соленые, и компот не сладкий. За завтраком он брезгливо говорил:
- Ну что за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были
яйца!"
- А вы не путаете ее с папочкой? - осведомилась Раневская.
Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще обругал
грязными словами.
Фаина Георгиевна сказала ему:
- В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие
употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой,
ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
В переполненном автобусе, развозившем артистов после спектакля,
раздался неприличный звук. Раневская наклонилась к уху соседа и шепотом,
но так, чтобы все слышали, выдала:
- Чувствуете, голубчик? У кого-то открылось второе дыхание!
Фаина Георгиевна Раневкая однажды заметила Вано Мурадели:
- А ведь вы, Вано, не композитор!
Мурадели обиделся:
- Это почему же я не композитор?
- Да потому, что у вас фамилия такая. Вместо "ми" у вас "му", вместо
"ре" - "ра", вместо "до" - "де", а вместо "ля" - "ли". Вы же, Вано, в
ноты не попадаете.
Как-то начальник ТВ Лапин спросил:
- Когда же вы, Фаина Георгиевна, засниметесь для телевидения?
- После такого вопроса должны были бы последовать арест и расстрел, -
говорила Раневская.
В другой раз Лапин спросил ее:
- В чем я увижу вас в следующий раз?
- В гробу, - предположила Раневская.
Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший "Литературное
наследство", попросил как-то Раневскую написать воспоминания об
Ахматовой.
- Ведь вы, наверное, ее частенько вспоминаете? - спросил он.
- Ахматову я вспоминаю ежесекундно, - ответила Раневская, - но написать
о себе воспоминания она мне не поручала.
А потом добавила: "Какая страшная казнь ждет эту великую женщину после
смерти - воспоминания друзей".
В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил:
- Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона.
- Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто, - парировала
Фаина Георгиевна.
В театре им. Моссовета Охлопков ставил "Преступление и наказание".
Геннадию Бортникову как раз об эту пору выпало съездить во Францию и
встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра,
он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь
похожа на отца.
- Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно
лицо!..
Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа, и как бы между прочим
спросила:
- И с бородой?
Раневская стояла в своей грим-уборной совершенно голая. И курила. Вдруг
к ней без стука вошел директор-распорядитель театра. И ошарашенно замер.
Фаина Георгиевна спокойно спросила:
- Вас не шокирует то, что я курю?
Артисты театра послали Солженицыну (еще до его изгнания) поздравительную
телеграмму. Живо обсуждали этот акт. У Раневской вырвалось:
- Какие вы смелые! А я послала ему письмо.
Известная актриса в истерике кричала на собрании труппы:
- Я знаю, вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою
могилу!
Раневская толстым голосом заметила:
- Терпеть не могу стоять в очереди!
Режиссер театра имени Моссовета Андрей Житинкин вспоминает:
- Это было на репетиции последнего спектакля Фаины Георгиевны "Правда
хорошо, а счастье лучше" по Островскому. Репетировали Раневская и Варвара
Сошальская. Обе они были почтенного возраста: Сошальской к восьмидесяти,
а Раневской - за восемьдесят. Варвара была в плохом настроении: плохо
спала, подскочило давление. В общем, ужасно. Раневская пошла в буфет,
чтобы купить ей шоколадку или что-нибудь сладкое, дабы поднять подруге
настроение. Там ее внимание привлекла одна диковинная вещь, которую она
раньше никогда не видела - здоровенные парниковые огурцы, впервые
появившиеся в Москве посреди зимы. Раневская, заинтригованная, купила
огурец невообразимых размеров, положила в глубокий карман передника
(она играла прислугу) и пошла на сцену.
В этот момент, когда она должна была подать барыне (Сошальской) какой-то
предмет, она вытащила из кармана огурец и говорит:
- Вавочка, я дарю тебе этот огурчик.
Та обрадовалась:
- Фуфочка, спасибо, спасибо тебе.
Раневская, уходя со сцены, вдруг повернулась, очень хитро подмигнула и
продолжила фразу:
- Вавочка, я дарю тебе этот огурчик. Хочешь, ешь его, хочешь живи с ним.
Вере Марецкой присвоили звание Героя Социалистического Труда.
Любя актрису и признавая ее заслуги в искусстве, Раневская тем не менее
заметила:
- Чтобы мне получить это звание, надо сыграть Чапаева.
- Меня так хорошо принимали, - рассказывал Раневской вернувшийся с
гастролей артист Н. - Я выступал на больших открытых площадках, и публика
непрерывно мне рукоплескала!
- Вам просто повезло, - заметила Фаина Георгиевна. На следующей неделе
выступать было бы намного сложнее.
- Почему?
- Синоптики обещают похолодание, и будет намного меньше комаров.
Идет обсуждение пьесы. Все сидят.
Фаина Георгиевна, рассказывая что-то, встает, чтобы принести книгу,
возвращается, продолжая говорить стоя. Сидящие слушают и вдруг:
- Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять,
когда мужчины сидят, - как бы между прочим замечает Раневская.
- Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью. А если бы кто вошел… -
всполошилась приятельница Раневской, дама пенсионного возраста.
- Ну сколько можно обольщаться, - пресекла Фаина Георгиевна излияния
собеседницы.
