Всеволод ШИЛОВСКИЙ


ТЕАТРАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ




НОВОЕ ПРОЧТЕНИЕ "РЕВИЗОРА"

Однажды разговаривая с кем-то за кулисами, я увлекся. Слышу: звонку, звонки... Потом на сцене наступила длинная пауза, которая означала, что кто-то из артистов не вышел во время на сцену... И неожиданно я понял, что это я не вышел на сцену...
Выхожу на лестницу, крадучись спускаюсь по ступенькам, а навстречу мне мчится Екатерина Ивоновна Прудкина, помреж МХАТа:
- Сейчас закончится спектакль, подойдешь к Степановой в гримерную, и будешь долго извиняться.

С грустными мыслями я понуро побрел в гримерную к Ангелине Иосифовне:
- Я не вышел сегодня на сцену...
- Ну ты, голубчик, поставил меня... - усмехнулась Степанова.
В моей жизни было всего несколько раз, когда я не вышел на сцену.

Однажды во время моей "взрослой" жизни. Я встречал мою жену Наташу с гастролей. Наташа еще в аэопорту спросила:
- У тебя сегодня нет спектакля?
- Нет, - ответил я в полной уверенности.

На улице стояла поздняя осень, гололед. Дома тепло, уютно. Мы сели за стол, я уже поднес к губам рюмочку. Вдруг звонит телефон. У нас в репертуарной части работала девочка, которая очень странно разговаривала, не на выдохе, как все нормальные люди, а на вдохе. Казалось, что тебя кто-то разыгрывает.
- Всеволод Николаевич!
- Да?
- Вы знаете, сколько сейчас времени?
- А тебе-то что?
- Сейчас без пяти семь.
- Ну и что?
- У вас через пять минут спектакль начинается.
- Нет у меня сегодня спектакля.
Она сделала глубокий вдох:
- "Ревизор".

Я аккуратно поставил рюмочку. Сел в машину и помчался в театр.
Вбегаю и слышу: идет сцена с моим участием. И я уже очень давно должен быть на сцене. И мой партнер Алексей Покровский один отдувается. То есть Добчинский на сцене есть, а Бобчинского - нет.

Всю свою жизнь, каждый раз я аккуратно приходил в театр за сорок минут. Никто никогда меня не проверял, потому что знали: Шиловский - на месте. В этот раз меня на месте не оказалось, и в результате - помощник режиссера получила строгий выговор.

А через несколько дней меня вызвали на заседание парткома. Первый вопрос был о поведении и отношении к профессии Всеволода Шиловского. Дело в том, что в театр пришло письмо следующего содержания: "Как же вы, уважаемые мхатовцы, разрешаете глумиться над такими святынями как "Ревизор", что у вас в художественном решении вашей режиссуры один Добчинский без Бобчинского может выходить на сцену и за двоих играть..."

ПАРОЛЬ: ТРУБАЧ

Был такой замечательный актер Юрий Пузырев. Очень популярный в свое время. Снимался в фильмах: "Поединок", "Екатерина Воронина" и во многих других.

Юра был хлебосольный человек. Мы часто оставались у него ночевать. Несчастная его жена Анечка терпела всех нас. Он был очень открытый человек. Веселиться умел.

Стояла лютая зима, градусов двадцать пять. И мы, скромно начав в "Артистик", почему-то оказались в ресторане ВТО. Дальше я смутно помню, что мы с кем-то познакомились. Накупили шампанского, коньяку и почему-то апельсинов. Пригласили с собой двух чаровниц и поехали.

Смутно помню саму поездку, но помню, что нас куда-то не пустили. Мы опять куда-то поехали. И в результате оказались довольно далеко от Москвы.

Спустя неопределенное время мы обнаружили себя на каком-то острове. вокруг которого расстилалось громадное пространство, покрытое снегом. Стояла темная, морозная ночь. Девушки исчезли. А мы сидели на трубе теплоцентраля размером три квадратных метра.

Это было как на земле Санникова - вокруг мороз, а у нас - оазис. Мы сняли дубленки, пили шампанское и коньяк. Ели апельсины и всю ночь разговаривали про искусство. Когда все было выпито и съедено, мы пригрелись и заснули.

Просыпаемся и не понимаем, где мы? Как залезли туда - не понятно. В какую сторону идти - не знаем. Где это - не понимаем. И поля необозримые, и мы понимаем. что там, на большой земле, довольно холодно.

И тут мы услышали, что где-то недалеко проходит какая-то дорога. Километрах в двух оказалось шоссе. Мы покинули наш райский уголок и, проваливаясь в снег, пробрались к дороге. Какой-то "студебеккер" подхватил нас и привез в Москву.

И долгие годы мы вспоминали эту ночь на трубе теплоцентрали, и слово "трубач" служило нам паролем, понятным только нам двоим.
- Пароль?
- Трубач!
- Проходи!

КОТ СЕРГЕЯ КАПИТОНОВИЧА

Сергею Капитоновичу Блинникову принадлежит изречение: "Что самое главное в крови у русского народа? Рассказываю. Вот я - народный артист всего Советского Союза. У меня и дача есть, и машина, и квартира, и кот. И ордена есть. Так вот, Севка, главное, чтобы у тебя всего этого не было! Потому что главное - это зависть!"

У Блинникова был кот, которого он любил демонстрировать гостям, особенно зимой. Кот выгуливался на балконе. Дверь закрыта. И вот кот начинает проситься обратно. Сергей Капитонович вроде не видит. Гостями занимается. А кот уже встал на задние лапы, рвется в комнату, морды строит, орет.
- Ладно, - говорил Блинников гостям, - теперь приготовьтесь.
Открывал балконную дверь. Кот входил буквой "О" и делал так:
- Ё-ёб-м-м-ма-ать...

ГОПКИНС

Эту историю любил рассказывать Павел Владимирович Массальский. Когда все мхатовские старики были еще молоды, но уже все в званиях, орденах, любимцы партии, правительства и народа. У них была игра, которая стоила проигравшему ящик коньяка. Правила игры были следующие. Какую бы роль не играл - трагическую, комическую - не важно, но если партнер на сцене тихо тебе говорит:
Гопкинс! - ты должен подпрыгнуть, перебрать в воздухе ногами и опуститься на место.

Владимир Львович ершов, ростом два метра четыре сантиметра, играл с Павлом Владимировичем Массальским в спектакле "Идеальный муж". Посреди спектакля Павел Владимирович тихо говорит:
- Гопкинс!

Дело дошло до Кремля. Вызвали для беседы. Группа артистов Московского Художественного театра проходила через комендатуру, а тогда обыскивали очень тщательно и подробно. Первым шел Михаил Николаевич Кедров. В длинном драповом пальто, кепи. К нему обратились:
- Оружие есть?
- А как же! Сзади.

Следом шел Владимир Львович Ершов. У него в руках была большая трость с набалдашником.
- Гражданин, оружие есть?
- Нет, оружия никакого, - отвечает Ершов.
- Можно вашу палку?
- Пожалуйста, голубчик, это просто трость.

Охранник развинтил трость, а внутри нее - коньяк. Он попробовал и говорит:
- Трость останется здесь. Будете выходить, получите.

Дальше шел Павел Владимирович Массальский. Он всегда был прекрасно одент, при "бабочке".
- Оружие есть?
- А как же! Система Станиславского. Но главное оружие у товарища дальше...

Следом за Массальским шел Сергей Капитонович Блинников.
- Оружие есть?
- Ты что, о...ел. что ли?
- Проходите.

Последним шел Анатолий Петрович Кторов, он ходил в плаще, в беретике и со старым врачебным баульчиком. И никто не мог узнать в нем первого фрачного героя России.

Они вошли в кабинет Молотова. Впервые им не предложили сесть. И Молотов начал читать нотацию:
- Как же так! Любимцы партии и правительства. Любимцы народа! И так себя вести на сцене прославленного Художественного театра! Славу которого составляете вы! Как же можно!

Старики слушали молча. Молотов распалился, начал говорить на повышенных тонах. А стоящий позади всех Анатолий Петрович Кторов тих сказал:
- Гопкинс!

И все, не задумываясь, подпрыгнули на месте, не забыв перебрать в воздухе ногами. Молотов замер, не договорив до конца свою воспитательную тираду. Только рукой махнул:
- Свободны.

СЛУЧАИ В КИНО

Я безумно боюсь лошадей. В фильме "Капитан Фракас" Владимира Савельева я играл маркиза де Брюйера. Моими партнерами были - Олег Меньшиков, Светлана Тома, Леонид Ярмольник.

Мне нужно было скакать на лошадях. Света Тома - по роли - объяснялась мне в любви, а я сидел в это время верхом на лошади. И все время умолял режиссера, чтобы кто-то держал бы эту лошадь под уздцы. Но при этом делал вид, что для меня все элементарно. Наконец, мне подобрали дублера.

На просмотре все говорили:
- Ах, как вы скачете!
- Это не я, - отвечал я скромно.



На съемках фильма "Военно-полевой роман" я был одет в тельняшку и пальто, сильно побывавшее в употреблении, в шляпе, тяжелых башмаках. В широких матросских брюках. Наташа Андрейченко была одета торговкой послевоенного времени. Смотреть на нас было страшновато.

Съемки проходили недалеко от дома, где я в то время жил. Когда я объявили обеденный перерыв, я предложил Наташе пообедать у меня.

У подъезда, как обычно, сидели "народные мстители" - бабульки. Они посмотрели на нас с ужасом, но промолчали.

И вот сидим дома, обедаем. Моя жена Наташа накрывает на стол. Вдруг влетает сын Пашка:
- Папа! Папа! Я сейчас иду из школы, а мне бабки говорят: "До чего ж твой отец докатился! При живой маме! Такую оторву в дом привел… Ой, здравствуйте, - он увидел Андрейченко и замолчал.








Титульная || Обратно
Конкурс рассказов || Анютины глазки || Фабрика грез
Золотой фонд || За Бугром || О Веселовском || Книга отзывов