В субботу мы с Мариной весь день решали, что подарить Зернову. Зернов -
это наш хороший приятель. Он - художник и большой оригинал. Всегда дарит
нам что-нибудь необычное. В прошлом году - самовар, а на майские подарил
нам надувную корову. У этой коровы такая умильная рожица. Ну и мы
решили - не ударим в грязь лицом - подарим что-нибудь забавное. Я
предложил Марине - тритона или хомяка.
- Хомяки воняют, - возразила Марина, - а тритоны не умеют разговаривать.
На Птичьем рынке Марина потащила меня к собачьим рядам, и немедленно выбрала
щенка французского бульдога.
Весь вечер мы любовались щенком. Хвост закручен, как у поросенка, мордочка
похожа на летучую мышь и хрюкает. Щенок бегал по квартире, выбирал место,
где лечь. И, наконец, улегся под отопительной батареей. Марина подложила
ему старый пуховый платок.
Мы ужинали с Мариной, как всегда молча. За десять лет нашей семейной жизни
мы уже давно все сказали друг другу. Щенок, громко чавкая, грыз под столом
сушку, и было приятно оттого, что что-то теплое крутится возле ног.
Щенок сделал большую лужу на ковре, Марина бросилась вытирать, а я зашел
в ванную, взял тазик с водой и вышел на кухню, попарить ноги. Это мое
любимое занятие - каждый вечер, перед сном, я выхожу на кухню покурить,
почитать газету и попарить ноги.
Потом мы с Мариной легли спать. Каждый - со своей стороны тахты. Щенок
оказался на редкость сообразительным, сделал пару попыток забраться к
нам, поскулил секунду и ушел под батарею. Там и проспал до утра.
Утром я проснулся от звонкого голоса Марины, она с кем-то разговаривала
на кухне. Сначала я подумал, что это моя мама неожиданно приехала нас
проведать. Но с мамой Марина так никогда не сюсюкалась.
- Кушай кашку, девочка, - ласково пела Марина, - кто такой капризный,
кашку не хочет? Надо кушать…
Я вышел на кухню, и увидел, что Марина пытается накормить щенка кашей.
Щенок отворачивает морду от тарелки, а Марина приговаривает:
- Надо много кушать, чтобы вырасти большим и сильным. - Марина кивнула
в сторону большой коробки с чайным сервизом.
- Посмотри, что я купила… С утра сбегала, пока ты спал.
- Зачем?
- Зернову.
Щенок выплюнул кашу. Марина достала из холодильника персиковый йогурт,
макнула палец в баночку и протянула щенку. Щенок с аппетитом слизнул.
- Ну вот, - обрадовалась Марина, - а то не хочу, не хочу… Вкусно
маленькой? Вкусно?
- В задницу его поцелуй. - Сказал я зачем-то и вышел из кухни.
- И поцелую… - крикнула мне вслед Марина, - И не его, а ее. Это девочка…
Кто у нас девочка хорошая?.. Кто у нас - Глаша?..
И собака осталась у нас. А Зернову мы вручили сервиз. Его жена Оля была
счастлива.
- Посуда всегда кстати. Спасибо… - со свойственным ей рационализмом
поблагодарила Оля.
В это время пришла их соседка Власова и бросилась Зернову на шею с
поздравлениями, а Оля напряглась.
- Вот так, - многозначительно произнесла Оля, - без комплексов. Она
полгода жила в Индии… попугая привезла, он у нее по=английски
разговаривает…
- Интересуется: "How do you do?" - улыбнулась Марина.
- Нет. По утрам орет: "Fuck you!"… у нас слышно… Знаешь, я слышала, что
животные всегда на своих хозяев похожи… По-моему, Зернов к ней не
равнодушен…
На самом деле, мне кажется, что Зернов неравнодушен только к своей
живописи. Конечно, когда за одну небольшую работу получаешь несколько
тысяч долларов, можно быть неравнодушным к тому, что делаешь. Вот и
сейчас он с энтузиазмом демонстрировал свои новые картины, а гости по
очереди подходили и делали вид, что восхищаются.
- Ты прямо как Марк Шагал… - почесывая бороду, произнес парень, похожий
на нигилиста.
- Я уже давно перешагал всех Марков… - добродушно возразил Зернов. И все
засмеялись. А Власова особенно громко. Через несколько минут она подняла
бокал.
- Дорогой Зернов, - громко произнесла Власова, - я хочу выпить за твой
неугасаемый дух! Власова повернулась к Оле и игриво спросила:
- Ты мне позволишь выпить за своего мужа?
Но Оля только плечами пожала.
- Учитывая старые связи… - звонко продолжила Власова, - я пью за тя!
И все выпили за здоровье Зернова. А Власова не унималась:
- Я прошу тишины! Предлагаю новый год встретить всем вместе, тем же
составом… Ты слышишь, Зернов!.. Новый год я буду встречать у тебя!
- Главное, не забыть оставить для тебя запасные ключи… - в упор глядя
на Власову, сказал Зернов, - потому что мы с Олей уедем за город.
За столом раздался дружный хохот, а Власова изменилась в лице. Зернов
подошел к роялю и пригласил меня поиграть. Я забыл сказать, что я -
музыкант. В свое время окончил консерваторию. Но сейчас такие времена,
что устроиться на работу - шансов нет. Я остался не у дел. Но ребята
посоветовали, и я собрал небольшой джаз-бэнд. Вот и лабаем теперь на
Старом Арбате. Это конечно, не концертный зал "Россия", но народу
собирается немало. И жить есть на что.
У Зернова я сыграл свою любимую вещь - "Звездную пыль" Дюка Эллингтона.
- Спасибо, старик, - поблагодарил Зернов, - ты вернул нам духовное
прошлое времен тоталитарного режима. Наши рыночные души преобразились
от твоего мастерства!
Марина, которая весь вечер болтала с какой-то расфуфыренной тетенькой
"от кутюр" и ее бандитообразным мужем, неожиданно вышла в коридор и
начала одеваться.
- В чем дело? - удивился я, - хорошо сидим.
- Глаша там одна, - ответила Марина.
Заметив, что мы уходим, в коридор вышла Оля.
- Что это вы? Леш, еще рано?
- Ребенка кормить пора… - улыбнулась Марина.
Оля удивленно замолчала.
- Мы щенка купили, - объяснил я.
В коридор вышел Зернов и положил руку Оле на плечо.
- Какой породы? - спросил он.
- Французский бульдог.
- Это такой, с хрюнделем? - И Зернов изобразил "хрюндель" и засопел.
- С хрюнделем, - ответил я.
- А назвали как?
- Глаша, - ответила Марина.
- Глафира Алексеевна, - уточнил Зернов.
- Можно и полюбезнее… друзья все-таки… - сказал я Марине на трамвайной
остановке. Но Марина промолчала.
Дома радостная Глаша бегала за Мариной по всей квартире.
- Ты моя маленькая сладкая девочка!.. - напевала Марина, - ты - мое
счастье. Папа, - обратилась она ко мне, - ты посмотри, какие мы красивые.
Ну, папа…
Марина унесла собаку на кухню, и оттуда я слышал радостное хрюканье и
голос Марины:
- Вот, как мы кушаем хорошо… Ну, последний кусочек… За маму… за папу… ам…
ам…
Я закрыл глаза и начал думать о прекрасном. Но Марина продолжала:
- Теперь попьем водички, вытрем мордочку…
С Глашей на руках Марина проплыла мимо меня в спальню. Там что-то
загрохотало. Когда я заглянул в дверь, то увидел, что Марина подставила
коробку из-под обуви к тахте, и учит Глашу забираться на постель.
- Может не надо на бельё!.. - сказал я и понял, что это бесполезно.
- Она не на белье. Она в уголочке. Под окном так дует!.. - Марина
забиралась с ногами на кровать и продолжала заманивать туда собаку.
- Ну иди сюда… ну забирайся скорее…
Глаша покряхтела и прыгнула на коробку, но пузо перевесило, и собака
свалилась на пол.
- Бедная девочка, давай, давай, не бойся…
Я взял свой тазик из ванной и прошел на кухню. Сидел у окна и курил, а
из комнаты доносились завывания Марины:
- Молодец моя девочка, умница моя хорошая! Пришла к маме… Сама
забралась в кроватку… К маме пришла дорогая, к маме…
Следующим утром я проснулся от шепота Марины:
- У кого такой животик?..
Спросонок я не сообразил, думал, что Марина обращается ко мне и
автоматически провел рукой себе по животу.
- Такой розовый, толстый животик?!! - шептала Марина, - у кого такая
толстая вкусная попочка?.. - И Марина поцеловала собаку в задницу.
Потом Марина на четвереньках сползла с кровати на пол. За ней следом
сползла Глаша. Марина "топнула" руками и подпрыгнула, стоя на
четвереньках. Также топнула передними лапами Глаша.
- Гав-гав! - сказала Марина.
- Гав! - весело ответила Глаша.
Марина схватила зубами Глашину игрушку и побежала на четвереньках по
комнате. Глаша в восторге бегала за Мариной. Марина рычала, и Глаша
рычала ей в ответ.
Когда за входной дверью в коридоре послышался какой-то шум, Марина
по-собачьи внимательно прислушалась. Потом подкралась к двери, обнюхала
дверную щель и подозрительно оскалилась. Глаша стояла рядом и с
любопытством смотрела на Марину. Марина царапала "лапой" дверь и
рычала. Глаша начала повторять Маринины движения. И уже через секунду
они обе с диким лаем бросались на дверь.
Я взял кларнет и ушел на работу.
- Может, по пиву? - предложил Федор, после того, как мы немного поиграли.
Мы зашли в кафе, и пока Игорь помогал официантке расставлять на столе
кружки и тарелки с креветками, Федор спросил:
- Как Марина?
- Ощенилась, - ответил я.
- Собаку купили? - обрадовался Игорь, - дело хорошее.
- Не воет? - со знанием дела поинтересовался Федор, обсасывая голову у
жирной креветки.
- Да нет, тихая, - ответил я.
- Это хорошо, а то наш Йорик до трех месяцев по ночам так завывал,
что уши закладывало. Мы его на кухне запирали. Потом привык. Всю обувь
погрыз, зараза. Твоя не грызет?
- Да нет пока.
- Главное, выводить почаще. А то дома привыкнет, считай паркету - крышка…
- А какая собака-то? - спросил Игорь.
- Бульдог. Французский… Главное, - пожаловался я, - Маринка никогда собак-то
особенно не любила… Всю жизнь кошки были… А с этой сюсюкается, как с
ребенком. "Иди к мамочке", "моя девочка"… В кровать притащила…
- Ну это понять надо, - сказал Федор, - детей у вас нет. Вот она собаку
и нянькает… У меня сосед без своего попугая вообще жить не может. Тоже
одинокий. Это психоз такой. Я в газете читал. Ты Маринку не ругай.
Поласковее с ней. Бездетная баба хуже бездомной собаки…
По дороге домой я зашел в зоомагазин и купил резиновую сосиску с
резиновым кетчупом. Не успел я войти в квартиру, как из кухни Марина
закричала:
- Опять пиво пили?
"Началось, - подумал я, - уже нюх обострился. Скоро шерстью обрастать
начнет". На всякий случай я обнюхал себя, но никакого запаха пива не
обнаружил.
- А ты на работе не была?
Марина сидела в кресле и кормила Глашу тертой морковкой.
- А как я ее оставлю?.. - удивилась Марина, - ну ты подумай! Без сметаны
не ест… Кто такой противный?..
Глаша уморительно на меня взглянула. Я протянул собаке резиновую сосиску,
но Марина резко оттолкнула мою руку.
- Ты что! Помыть надо!.. Микробы кругом… Где купил?
- На Арбате. Там этого добра… Что у нас на ужин?
- Педигрипал купила. Из лучших сортов мяса. Мы уже покушали…
- Собачий корм, - удивился я, - ты хочешь, чтобы я питался собачьим
кормом?!
- Ты? - удивилась Марина, - причем тут ты? Я Глаше купила вкусное, о тебе
никто не думал.
- Обо мне никто не думал, - повторил я и вышел на кухню. В холодильнике
было пусто. Вернее, не совсем пусто. Там стояли шесть банок дефицитного
собачьего питания. А из комнаты доносится голос Марины:
- Посмотри, что папочка принес? Игрушечку… Сейчас мама помоет…
Марина прошла в ванную, а Глаша прибежала ко мне и обнюхала мои ноги.
Я потрепал ее за ухом, она смешно сощурилась, понюхала мне ладонь и
принялась вылизывать, тщательно и трогательно.
- Ах, ты, лизунья. Лизунья? - приласкал я собаку.
Глаша подпрыгнула и принялась радостно вылизывать мне лицо.
- Да ну тебя… - отмахнулся я от собаки, - что ты в губы-то лижешь…
Марина, может она пить хочет?
Я достал из буфета миску и уже собирался налить в нее воду, как в кухню
влетела Марина и выплеснула из миски ее содержимое.
- Кипяченая - в чайнике. Не хватало еще сырой водой травить! Там же одна
хлорка!
Дальше - больше. Марина перенимала все Глашины привычки. Я заметил, как
однажды Марина с урчанием обгладывала кость. Да, да, именно с урчанием,
как делают это от удовольствия собаки. Прежде чем приступить к еде,
Марина тщательно обнюхивала тарелку. Более того, я заметил, что перед
стиркой она незаметно обнюхивает мое нижнее белье. "Она сошла с ума, -
думал я, - она превращается в животное".
Однажды ночью я проснулся от равномерного стука. Такой бывает, когда
собака чешется, сидя на полу. Марины на тахте не было. Я так и понял,
что это чешется Марина, и решил застукать ее за этим занятием и уличить.
Я хотел сказать Марине правду в лицо, и поэтому крадучись вышел в
соседнюю комнату, прошел в коридор, и увидел в коридоре Глашу. Глаша
чесалась, как полагается чесаться всем собакам в мире, а Марина как ни
в чем ни бывало, что-то делала на кухне, стоя на двух задних ногах и
при этом имела довольно гадкое выражение лица. Я постоял в коридоре,
наблюдая, издали за Мариной и ушел спать. Но то, что с Мариной все не
просто так, эта мысль не давала мне заснуть несколько ночей подряд. И
однажды я снова услышал этот равномерный стук собачей лапы об пол. Я
поднялся на кровати и увидел Глашу, которая крепко спала, положив морду
на Маринину подушку. Марины не было. Я тихо вышел из спальни. Стук
повторился.
- Я должен, - говорил я сам себе, - я должен разоблачить ее!
В голове созрел коварный план. Я решил, что к восьмому марта я подарю
ей шампунь. Марина любит разные шампуни. Но в этот раз я подарю ей шампунь
от блох. Потому что не полагается блохам прыгать по ковру в человеческой
квартире.
Я подкрался к дверям кухни и увидел Марину. И я снова понял, что она
обманула меня. В руках у Марины стучал нож о разделочную доску, потому
что она крошила яйцо. Марина посмотрела на меня и сказала:
- Собирайся. Надо на рынок сходить. У собаки мясо кончилось.
Я люблю рынки, особенно ряды с соленьями притягивают меня своим
неповторимым запахом. Просыпается нестерпимое желание купить абсолютно
все, но приходятся сдерживаться. Я бродил по рядам, вдыхая ароматы
маринованной черемши и виноградных листьев, мысленно представляя долма,
и думал, что Марина где-то рядом. Я купил великолепную квашенную
капусту и стоял с пакетиком капусты, которая плавала в рассоле, как
рыба в аквариуме, и смотрел по сторонам. Но Марины я не увидел. Я
бросился искать ее, но Марины нигде не было.
Неожиданно я обратил внимание на мясные ряды. Что-то притягивало мой
взгляд так, что я был не в состоянии отвести его в сторону. И это что-то
была Марина. Она стояла за окровавленной бараньей тушей, поэтому я не
сразу ее заметил. К тому же Марина специально отошла в тень, чтобы не
привлекать к себе внимания. Она стояла за фанерным щитом, который призывал
соблюдать правила пожарной безопасности, и обнюхивала мясную тушу.
Сначала я хотел помахать Марине рукой, но снова странное предчувствие
остановило меня. Я так и замер с поднятой рукой, потому что Марина
наклонилась и теперь обнюхивала те куски мяса, что лежали на прилавке.
Я видел, как воровато она покосилась в сторону продавца, потом осторожно
оглянулась по сторонам и лизнула кусок мяса. Выпрямилась на секунду и
снова нагнулась к мясу. Марина напоминала охотничью собаку, которая
напала на нужный след. Ее взгляд был сосредоточен, она работала. Наконец,
утянув кусок зубами с прилавка, она вполне человеческим движением - при
помощи рук, бросила мясо в сумку и скрылась из вида.
Несколько минут я стоял, как вкопанный и мне казалось, что я перестал
дышать. Я видел двух омоновцев с резиновыми дубинками, которые наблюдали
за людьми на рынке. Я хотел подойти к ним и крикнуть прямо в лицо:
- Мужики! Вы что, ничего не видели? Только что безумная баба стырила
мясо с прилавка. А вы стоите тут болванами!
Нет, я конечно же этого не сделал. Я не подошел к ним и не закричал.
Да и кто бы мне поверил! Я бросился искать Марину, я заглядывал под
прилавки со сметаной, думая, что возможно, она украла и сметану и теперь,
потеряв бдительность, наслаждается прямо под прилавком. Я думал только о
безопасности Марины. Но под прилавком ее не было, и я вышел на улицу.
Марина стояла у газетного киоска и курила. Она увидела меня и кивнула,
мол, наконец-то. Я подбежал к ней, сжал ее руку и понял, что я не знаю,
что сказать.
- Я уже замерзла, - спокойно произнесла Марина, - ты купил что-нибудь?
- Я? Вот…, - и я показал пакет с капустой, - а ты?
- Мясо.
Мы прошли немного по улице, и я подумал, что должен ей помочь. Сейчас,
пока еще не поздно. Мне надо было только, чтобы Марина заговорила,
чтобы рассказала мне все, что она чувствует. Ведь было ясно, что Марина
страдает, а я все-таки был ей самым близким человеком, мы жили вместе,
спали в одной постели, когда-то любили разговаривать и заниматься любовью.
Что же, что все теперь превратилось в воспоминания. Когда-то все-таки
было. И я решил не ходить вокруг да около. И спросил:
- Дорогое?
- Мясо? - переспросила Марина, - да нет, как обычно…
"Не хочет признаваться", - подумал я. Мы подошли к дому.
- Как там наша девочка, одна сидит. Бедная… - вздохнула Марина и клацнула
зубами, пытаясь поймать муху, которая крутилась у нее перед носом.
Мы вошли в квартиру и обнаружили, что Глаша, не выдержав долгого
отсутствия, сделала на полу большую лужу. Я взял собаку и вышел на улицу.
Глаша носилась по детской площадке, а я думал, что собаки - отличные
ребята, но почему же именно с Мариной случилось такое несчастье?
Начался небольшой дождь. Я хотел унести собаку с улицы, но Глаша с таким
удовольствием ловила дождевые капли, что я решил дать ей возможность
побыть собакой, а не поздним ребенком. Дождь усиливался, а Глаша
продолжала прыгать во дворе и повизгивать от восторга. Наблюдая за
Глашей, я спрятался под "грибок" и закурил. Большая капля шмякнулась
на мою сигарету, и она обломалась. "Пора домой", - решил я. Но Глаша
имела другое мнение, она продолжала резвиться под проливным дождем.
Пока я ловил это животное, дождь заливал мне за воротник, промочил
карманы плаща, в ботинках хлюпала грязь. Наконец, я поймал собаку,
сунул ее подмышку и побрел к дому.
- Ну что я говорила! Мозгов вообще не осталось у человека! - Марина
выбежала мне навстречу и выхватила Глашу из рук. - Бедная девочка, вся
промокла! Феном надо просушить… Господи! Ничего доверить человеку нельзя.
Чуть собаку не угробил…
В коридор вышла моя мама.
- Ну как ты, сынок? - спросила она, помогая мне освободиться от
промокшего плаща, - а меня к вам на машине подвезли…
За ужином мама посмотрела на нас с Мариной очень внимательно.
- Значит, все у вас в порядке, - вздохнула она, - еда на столе,
значит - зарабатываете. А я в субботу у Саши была… Он говорит, ты
совсем ему не звонишь… Позвонил бы. Он твой брат все-таки.
- Он сам может мне позвонить, - ответил я, - телефон не изменился.
- А у Саши изменился, - с вызовом сказала мама, - он теперь в "новом
русском" доме живет. Большую квартиру купил. С видеоконтролем.
- Значит, ему это нужно было, - ответил я резковато. Я ненавижу эти
разговоры, когда мать пытается подчеркнуть, насколько мой брат успешнее,
чем я.
- Саша теперь с американцами работает, - не унималась мать и внимательно
посмотрела на меня, словно проверяя, действуют ее слова на меня или нет. -
За границей был… - иезуитским тоном продолжала она, - в Болгарии.
- Болгария - не заграница, - огрызнулся я.
- А что ж тогда заграница? Твой диван?
- Ну хотя бы - Япония, - ответил я с вызовом.
- Хотя бы… - задумалась мать, - он и в Японию поедет. Позвонил бы ему.
- Позвоню, - пообещал я, - после Японии.
Мать покосилась на Глашу, которая мирно спала на диване, рядом с Мариной
и зачем-то сказала:
- А у Саши тоже теперь собака… Только красивая.
Глаша проснулась, оглядела всех сонным взглядом, потянулась, пукнула и
воровато заглянула себе хвост. Мать вздохнула. Я взял журнал и помахал
им над Глашей. Что-то потянуло меня внимательно посмотреть на Марину.
Марина сидела на диване, облокотившись на спинку, и исподлобья наблюдала
за моей матерью. Мать потянулась к пирогу… Нос Марины вздрогнул и
сморщился, словно у дворовой псины, которая учуяла чужого и вот-вот
набросится.
- Марина, - осторожно позвал я.
Но Марина продолжала следить за каждым движением моей матери. Мать
ничего не замечала, она пила чай из блюдца и закусывала пирогом.
- Марина, - снова позвал я жену, - приди в себя.
Марина не реагировала.
- ФУ!!! - скомандовал я резко.
Глаша вздрогнула и подпрыгнула на месте. Вздрогнуло блюдце в руках у
матери. Марина расслабилась. Мать поднялась из-за стола и начала
собираться. Мы вышли с ней в коридор.
- Спасибо, сынок, за угощенье.
Мать чмокнула меня в щеку и посмотрела в комнату. Я покосился туда же.
Марина кормила Глашу пирогом. Собака отвратительно чавкала. Изжеванные
крошки пирога вываливались у нее изо рта и падали в тарелку.
Неожиданно Марина напряглась, выражение на ее лице замерло… Через
секунду Марина облегченно вздохнула и воровато заглянула себе за спину.
Она пукнула, осенило меня. Ничего другого быть просто не могло. Я
посмотрел на мать. Она спокойно стояла у двери и ждала, когда я открою.
- Ладно, - ласково сказала мать, - с ума не сходите… До свиданья, Марина.
- Счастливо! - отозвалась Марина.
И мать ушла. А я вернулся в комнату и встал
перед Мариной.
- Что происходит? - спросил я.
Марина и Глаша посмотрели на меня с недоумением.
- Что? - спросила Марина.
- Ты осознаешь, что ты делаешь? - спросил я, понимая, что сейчас настал
самый удобный момент для разговора.
- Не понимаю тебя, - Марина пожала плечами и начала собирать тарелки
со стола.
- Скажи мне прямо, - попросил я, - где ты взяла мясо?
- Какое мясо? - не поняла Марина.
- Которое мы только что съели.
- На рынке, - ответила Марина, - ты же знаешь.
- Ах на рынке! - завелся я, - ну хорошо, согласен. Мясо ты взяла на
рынке. Именно ВЗЯЛА! Потому что я видел, КАК ты это сделала.
- Пропусти, - попросила Марина и прошла мимо меня с горкой тарелок.
- Но ЧТО ты сделала сейчас? Только что!
- Что? - обернулась Марина.
- Ты пукнула! - заорал я истошно.
- А ты что, никогда не пукал? - удивилась Марина.
- Я!!! - Марина взбесила меня окончательно, - пукал! И буду пукать!
Но я это делаю, как человек! А ты… ты пукнула, как собака!
- Каждый пукает, как умеет, - безразлично ответила Марина и принялась
мыть посуду.
- Ты мне зубы не заговаривай! - орал я, - я отлично видел, как ты
посмотрела себе под хвост!
Я видел, как Марина вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
- Там еще пара тарелок осталась, - сказала Марина, - принеси сюда,
пожалуйста. И больше не пей, - добавила она зачем-то, хотя я в этот
вечер не пил вообще. "Выкрутилась, - думал я, нервно, - но ничего,
я тебя разоблачу! Я поймаю тебя с поличным".
Утром следующего дня перед уходом на работу, я оделся в прихожей и
потопал ногами, делая вид, что я ушел. Я скрипнул дверью, щелкнул
замком и притаился. Долго ждать не пришлось. Марина резала сырое мясо
для собаки и, когда я осторожно заглянул в кухню то первое, что я
увидел - Марина отправила себе в рот кусок сырого мяса. При этом Глаша,
дежурившая у ног Марины, только облизнулась. Вот тебе и любовь к животным!
Я только протянул руку, чтобы схватить Марину, как произошло
непредвиденное. Марина резко обернулась, подпрыгнула, с хриплым рычанием
опустилась на четвереньки и впилась мне в ногу зубами. Следом за ней с
лаем на меня набросилась Глаша. Я вскрикнул от неожиданности и принялся
отдирать Марину от ноги. Я орал от боли, тряс ногой и, наконец, резко
оттолкнул Марину в сторону и освободился. Я лежал на полу, а около меня
рычали и сипели две оскалившиеся пасти.
На Арбате было все как обычно. Мы поиграли немного джаз. Мимо проходили
люди. Некоторые задерживались, послушать музыку, бросали деньги в
раскрытый футляр от кларнета. Какая-то девочка подошла к футляру и
положила туда конфету "Чупа-чупс" в виде крокодила.
Во время перерыва, пока мы пили пиво, Федор спросил:
- Как собака?
- Растет, - ответил с горечью.
- А ты? Все ревнуешь? - поинтересовался Федор.
- Слушай, - решился я спросить, - у тебя, случайно, психиатра нет,
знакомого?
- А кто спятил?
- Да так. Некоторые… - ответил я и выпалил в отчаянье, - она мясо на
рынке сперла.
- Ты еще козу в огород пригласи, - усмехнулся Игорь.
- Совсем ополоумели со своей собакой!.. На рынок вместе ходят!
- При чем тут собака!.. - заорал я, - я тебе что, про собаку
рассказываю?!.. Марина на рынке мясо сперла… На меня сегодня с лаем
набросилась… И главное, учуяла, что я не ушел. Все носом чует!..
Федор и Игорь с интересом посмотрели на меня.
- Я что-то не понял, так кому психиатр-то нужен? - икнув, осторожно
поинтересовался Игорь.
Я осознал, что они тоже не понимали меня. Мои близкие друзья не понимали.
Да и что тут странного? Ни один здравомыслящий человек не смог бы понять
подобной ситуации. Игорь тронул меня за плечо.
- Давай завтра выходной объявим?.. Отдохнем… Выспимся… И все будет
в порядке…
Я не дослушал до конца его пламенную речь и пошел в сторону метро.
Игорь и Федор догнали меня уже у входа.
- Подожди, Леш… Ты деньги забыл… Ну подожди ты! Разобраться надо!
- Да будь ты мужиком! - прикрикнул Федор, - стой!
Я остановился.
- Ты понимаешь, - сказал Федор, - история такая… не очень обычная… не
сразу в голове укладывается…
- Может, мы по сто грамм у тебя квакнем и сами все увидим? - предложил
Игорь.
- Да. - Поддержал его Федор.
Я согласился. Мы заехали за бутылкой, купили продукты и молча доехали
до моего дома. В подъезде было темно, перегорела лампочка. И мы
пробирались на ощупь. Подошли к лифту и обнаружили, что он не работает.
Пришлось подниматься пешком.
- Я недавно фильм смотрел, - неожиданно тихо сказал Игорь, - там один
мужик в волка превращался…
Наверху раздался странный звук, напоминающий собачий вой.
- Это не Маринка завывает?.. - усмехнулся Федор.
- …Одной бабе горло перегрыз… - продолжал свою историю Игорь, - тьфу
ты черт… - Он споткнулся, - Липкое что-то…
- Кровь той самой бабы… - предположил Федор.
- Да заткнитесь! - шикнул я, потому что мы подошли к дверям моей
квартиры.
Все прислушались.
- Вроде тихо, - сказал Игорь.
Но снова непонятно откуда, раздался странный вой. Игорь приложил ухо к
двери:
- Не пойму, где это?..
В это время Федор нажал на кнопку звонка, Игорь быстро выпрямился. Дверь
распахнулась, и на пороге в ярком свете появилась Марина, радостная и
нарядная.
- Привет! - улыбнулась она, - я так и думала, что ты не один придешь.
Заходите.
Глаша выбежала в коридор, приветливо виляя задом, обнюхала ботинки.
Марина подняла собаку на руки.
- Снимайте ботинки, снимайте… А-то не дай Бог Глашка что-нибудь подцепит…
Столько заразы кругом…
Я "сделал глаза" Федору. Но Федор пожал плечами и потрепал собаку за
ухом.
- Ну как тебе моя красавица? - спросила Марина.
- Классный барбос!.. - согласился Федор.
Они покорно сняли обувь и в носках прошли в комнату. Приветливая,
женственная Марина накрывала на стол. Глаша бегала за ней по пятам. И
вообще наша семья напоминала человеческую идиллию. Я заметил, как Игорь
покосился на Федора, а Федор в ответ незаметно пожал плечами.
- Ну вот и я, - объявила Марина, вкатывая в комнату столик на колесах,
полный закусок.
Федор и Игорь внимательно наблюдали за каждым движением Марины, но ни
в поведении, ни в словах ее в этот вечер не было ничего подозрительного.
Марина заливисто хохотала и кокетничала с Федором. А Федор с
раскрасневшейся рожей исполнял белогвардейские романсы. Этими
романсами он всегда покорял абсолютно все женские сердца. Марина
млела и сверкала глазами. Я смотрел на нее в упор, пытаясь пробудить
хотя бы остатки ее совести, но Марина не обращала на меня внимания.
- Есть такой рассказ, - тихо сказал я, - то ли у Ремизова, то ли у
Сологуба… О том, как в одной деревне жила очень красивая женщина… и по
ночам она превращалась в собаку…
Марина перестала смеяться, она отвлеклась от Федора и удивленно уставилась
на меня.
- Разденется догола, - продолжал я, накладывая себе в тарелку салат, -
выйдет из дома, забьется в кусты и воет… На всю деревню ужас наводила.
- Ну и чем эта история закончилась? - глаза у Марины стали ледяными.
- Пристрелили, - ответил я.
- Ну ты и дурак, - сокрушенно сказал Федор, собираясь домой. А Игорь
подарил Марине конфету-крокодила и они ушли.
"Лицемерная сволочь, - рассуждал я про себя, раздеваясь в спальне и
забираясь под одеяло. - Умеет притворяться. Все бабы умеют
притворяться". Я погасил свет, лежал и думал о том, как мне разрешить
эту ситуацию. Так за мыслями, я не заметил, как начал засыпать. Уже
сквозь сон я почувствовал, что кто-то нежно прижался ко мне.
- Глашка, отстань, - пробурчал я и понял, что это не Глаша. Марина
лежала, положив голову на мое плечо. Я провел ладонью по ее лицу. Марина
молча смотрела на меня. Я отстранился, сел на кровати и потянулся за
сигаретами. Если мужика долгое время держать на диете, у него сохраняется
только одно желание - покурить.
- Не кури, - шепнула Марина, - ты очень много стал курить.
Марина продолжала задумчиво смотреть на меня. Я положил сигарету обратно
на столик, случайно нащупал какой-то предмет, присмотрелся. Это был
крокодил с открывающейся пастью, внутри которой пряталась конфета.
- Чего это за фигня? - удивился я.
- Ребята подарили.
Я нажал "крокодилу" на хвост. Из его пасти выехала конфета. Повернулся к
Марине.
- Смотри, - я снова нажал крокодилу на хвост.
Марина сделала попытку лизнуть конфету, но не успела. Мы затеяли дурацкую
игру. Как только конфета оказывалась рядом с языком Марины, я отпускал
хвост, и конфета скрывалась у крокодила в пасти. Марина хихикала,
пыталась схватить конфету, но не успевала. Конфета оказалась совсем
близко к губам Марины, но она снова не успела поймать. Марина сверкнула
глазами. И вновь знакомый холодок предчувствия пробежал у меня по спине.
Я отпрянул, но Марина оказалась проворнее, и с рычанием впилась мне в
горло. Я хрипел и пытался отбиваться. Глаша набросилась на меня с
радостным лаем, мешая сопротивляться. Наконец, я отодрал Марину,
скатился с кровати и бросился прочь из спальни.
Марина лежала на спине и заливалась истерическим хохотом, напоминающим
собачий лай.
Ошалев от боли и от страха, я вбежал в ванную и запер на задвижку дверь.
В зеркале отражалась моя безумная физиономия, заросшая щетиной. След от
зубов Марины украшал мое горло. Я включил воду, ополоснул лицо, смазал
рану одеколоном. В ванной было прохладно, я стоял босиком на кафельном
полу. Я просто дрожал от холода, и тогда я открыл крышку стиральной
машины и выпотрошил оттуда все грязное белье, приготовленное к стирке.
Соорудил что-то наподобие гнезда, закопался в белье и задумался. К своей
радости я вспомнил, что держу сигареты в шкафчике, я протянул туда руку,
достал пачку и закурил. Положение у меня было незавидное, но с сигаретами
всегда веселее.
Неожиданно в ванной погас свет. Стояла зловещая тишина и темнота.
И только дверная задвижка периодически освещалась по мере того, как я
затягивался.
Дверь дернулась. Раз, другой, третий. Я понимал, что Марина не сможет
открыть дверь, и уснул, сидя на полу в груде грязного белья.
Я проснулся и обнаружил, что ванная ярко освещена. Поднялся с пола, с
трудом распрямившись, потому что тело мое затекло. Стараясь не смотреть
в зеркало, я почистил зубы. Но все-таки взгляд мой попал на зеркало, и
я увидел этот отвратительный след от ее зубов. Мне захотелось плакать.
Я смотрел на свою зубную щетку, и нестерпимое желание сгрызть эту
проклятую щетку овладело мной. Я пытался сдержать свои эмоции, но не
смог. Я грыз ее с ненавистью и удовольствием, а потом швырнул по ванну.
"Я куплю себе новую щетку", - подумал я и решил выйти.
На всякий случай прихватив с собой утюг, я вышел в коридор. В квартире
было пусто и тихо. Я осмотрел кухню, прошел в спальню. На кровати мирно
спала Глаша. Она подняла голову и, виляя задом, подползла ко мне, лизнула
мне руку. Я сел на кровать. Погладил собаку. Холодок предчувствия
вернулся ко мне неожиданно. Я обратил внимание на платяной шкаф, дверь
его была приоткрыта. Я резко вскочил, прыгнул к шкафу и распахнул двери.
Я перекопал все, что там было, но ничего не нашел. На этот раз
предчувствие обмануло меня. Я сидел на кровати и плакал от отчаяния.
Кто мне мог помочь в этой ситуации? Сам Господь Бог отвернулся от меня.
Все были на стороне Марины, никто ничего не подозревал, только я знал
наверняка. Я был уверен в своей правоте и поэтому я должен был всем
доказать, что прав именно я.
"Зернов, - вспомнил я, - конечно, Зернов! Вот кто мне поможет! С его
связями, даже в правительстве!" Я успокоился и начал собираться к
Зернову, не совсем понимая, чем могут мне помочь его связи правительстве.
Сейчас это было не так уж и важно. Главное, что я вспомнил о своем
знакомстве с влиятельным человеком.
На подиуме, застыв в сексуальной позе, полу-лежала, полу-сидела абсолютно
обнаженная девушка. Сам Зернов стоял у мольберта с кистью и палитрой.
- Проходи. Рассказывай, - пригласил Зернов.
Я кивком головы показал ему на девушку.
- Не обращай внимания, - махнул Зернов.
Я сел на стул. Посидел секунду, потом поменял положение, но девушка все
равно была в поле моего зрения, как бы я ни садился. Я решил не обращать
внимания. Тем более, что девушка была, как неживая.
- Чего молчишь? - спросил Зернов.
- Не знаю, как начать, - ответил я, понимая, что оробел, - ты не поверишь.
Я Федору с Игорем рассказал. Они не поверили. И главное, они ко мне
пришли. Я хотел доказать, показать… А дома - все нормально…
Я снова покосился на девушку. Она молча смотрела перед собой. Я прошелся
по мастерской, подошел к мольберту и заглянул. На холсте была вовсе не
девушка, а красные треугольники.
- Немцы контракт предложили, - объяснил Зернов, - а им наш соцреализм не
очень нужен…
- Возражать не будет? - я кивнул в сторону девушки.
- Не будет, - заверил Зернов.
- А зачем она тебе?
- Для вдохновения, - объяснил Зернов, - гормоны пробуждаются вместе с
вдохновением. - Мужик - творец, когда у него в порядке. - Зернов показал
руку по локоть, - твой кларнет как? Еще не фальшивит?
- Возможности не было проверить, - ответил я, вспоминая прошлую ночь.
Зернов понимающе покачал головой:
- Маринка чудит?
Я только вздохнул в ответ.
- Я вижу, у тебя серьезные проблемы, - задумался Зернов, - ну так и что
дальше? Рассказал, показал, доказал… Никто не поверил… Я ничего не понял.
Хочешь, выпей… вон на столике…
Я прошел к столику мимо девушки, старясь не поднимать глаза. Девушка
невозмутимо полу-лежала - полу-сидела. Повернувшись к ней спиной, я
налил в фужер виски и залпом выпил. Набрал в легкие побольше воздуха и,
наконец, решился все рассказать.
- Жена в собаку превращается, - выпалил я.
Зернов замер на секунду, потом перевел дыхание.
- За соседскими кобелями гоняется? - спросил он.
Девушка на подиуме издала какой-то звук, похожий на смешок. Я подошел
к Зернову, оттянул ворот своего свитера и продемонстрировал укус. Зернов
наклонился поближе и внимательно рассмотрел.
- Укус, - констатировал он, - человеческий.
- Вот такие дела! - сказал я.
- А ты ей прививку от бешенства делал? - спросил Зернов.
- Кому?
- Ну не собаке же!.. - уточнил он и засмеялся. - На сегодня - все.
Спасибо. - Сказал он девушке, откладывая кисти и палитру в сторону.
Девушка, завернувшись в простыню, скрылась за китайской ширмой. Мы с
Зерновым сидели молча. Зернов налил виски себе в фужер и молча выпил.
Девушка появилась из-за ширмы, одетая. "Интересно, - подумал я, -
голая - она сидит у всех на виду, а одеваться - прячется за ширму".
- Завтра как обычно, - сказал ей Зернов.
Девушка кивнула и ушла.
- Но я-то чем тебе могу помочь? - спросил Зернов.
- У тебя вроде психиатр был знакомый?
Зернов почесал в затылке.
- Карпович. Но он уже в Америке. Мебелью торгует. На психах сейчас
не очень-то разбогатеешь.
- Что, не осталось в стране психов?
- Да одни только психи и остались… Только они лечиться не хотят.
Думают, нормальные… Есть у меня еще один… Но понимаешь, он человек -
серьезный.
- Мне и нужен серьезный.
- Буйных электрошоком лечит. Если возьмется, отказываться нельзя.
- А кто отказывается? Я же наоборот, прошу тебя помочь.
- Ну в смысле, пожалеешь ее потом. А вдруг он скажет - в больницу?
- Значит, в больницу, - воскликнул я, - так же невозможно! Кормит меня
собачьим кормом, сама сырое мясо жрет. Теперь бросаться начала…
- Бывает, - сочувственно сказал Зернов, - я ему позвоню вечерком.
Постараюсь объяснить… ну так, чтобы он меня самого в больницу к себе
не уложил… Понимаешь, да?
- Спасибо тебе, Паша, - я чуть не прослезился.
- Да я помочь всегда готов. Только уж проблема не очень обычная. Он
наверняка скажет, приведите Марину!
- И приведу! - пообещал я, - за волосы притащу! В наморднике…
- Ладно, не бери в голову. Сделаем, - подбодрил Зернов, - но только
назад дороги нет. Скажет - в морг, значит - в морг. - И он перекрестился.
Я вернулся домой. Марина смирно сидела перед телевизором, Глаша спала у нее
на коленях. Я прошел в спальню, стянул с тахты подушку, плед и унес
это все на кухню. Плотно закрыл дверь, бросил вещи на кухонный
диван-уголок. На плите стояли пустые кастрюли, в холодильнике - только
банки с собачьими консервами. Я макнул палец в банку и отковырял кусочек,
попробовал - тушенка, только не соленая. Но есть не стал, не сумел.
Я долго примеривался к кухонному диванчику, чтобы лечь поудобнее.
Складывался углом по периметру, крутился, ворочался, но так и не смог
найти удобное положение. Потом вспомнил, что забыл попарить ноги. Принес
свой тазик из ванной, опустил ноги в горячую воду, и так просидел полночи,
периодически подливая горячей воды. Мыслей не было, я просто сидел и
смотрел перед собой. Потом сбросил на пол плед и подушку, улегся на полу
и быстро уснул сном праведника.
Я открыл глаза и увидел, как сквозь занавески пробивается луна. По
занавескам шарят тени. А рядом со мной сидит Марина и скалит зубы. Мне
уже не было страшно. Я выхватил подушку и влепил ей по морде со всей
силы. Марина отлетела в сторону, взвыла от ненависти и бросилась в атаку.
Но я успел схватить ее за волосы, открыл холодильник и вымазал ее рожу
собачьими консервами. Она давилась и глотала эту гадость. Потом я бил
ее что было силы, ногами, руками, таскал ее за волосы по полу и надеялся,
что убью. Но я ее не убил. Я дотащил ее до туалета и запер там. А потом
сел на пол и закурил.
Марина выла за дверью. Я сидел и молча курил. Неожиданно Глаша
подпрыгнула и, радостно взвизгнув, впилась зубами в мою ногу. Я двинул
по собаке, что было силы. Глаша с жалобным визгом отлетела в сторону.
Марина начала колотить кулаками в дверь туалета. Я не обращал внимания ни
крики, ни на визг. Я надел брюки, засунул Глашу в хозяйственную сумку и
вышел из квартиры. Марина истошно орала в туалете.
Я шел по улице и думал, куда бы мне выкинуть эту мерзкую тварь. Сначала
я хотел швырнуть ее в реку с моста. Но вода в реке показалась мне такой
холодной и темной, что я оставил эту мысль и пошел дальше, решив выбрать
ей смерть по-приятнее. Пока я шел, ветер немного успокоил мои нервы, и
я передумал убивать несчастное животное, а решил оставить в каком-нибудь
дворе. Возможно, кто-нибудь решит взять ее себе, и собака будет счастлива.
Я вошел в первый же из дворов, что встретились на моем пути, и увидел
несколько мусорных баков. Я поставил сумку с Глашей возле одного из баков
и пошел прочь. Собака жалобно поскуливала в сумке.
Я ушел довольно далеко от того двора, где я оставил собаку. Я сидел на
скамейке и курил. В моей пачке уже не оставалось сигарет, и я начал
нервничать. А вокруг начинался рассвет. И я подумал, что сейчас кто-нибудь
пройдет мимо, и я стрельну сигарету. Но никто не собирался проходить.
Только профырчал огромный грузовик-мусоросборщик. Я подумал, что,
наверное, у мужиков в машине есть сигареты, поднялся и медленно направился
в ту сторону, куда проехал грузовик.
Сначала я просто шел, а потом понял, что бегу. Бегу потому, что не могу
догнать машину. Казалось, зачем мне было ее догонять, ведь мимо уже
иногда проходили прохожие, и я мог стрельнуть закурить и у них. Но дело
было не в сигаретах. Оставляя Глашу на помойке, я не подумал о том, что
контейнер подцепит сумку и швырнет в машину, завалит кучей мусора и
отвезет на городскую свалку. И если Глаша не погибнет под тяжестью
зловонных помоев, она погибнет в огне, потому что мусор на городской
свалке принято сжигать.
От этой мысли мне стало жутко. Я бежал изо всех сил, и я никак не мог
вспомнить, в каком именно дворе я оставил сумку с Глашей. Я метался из
двора во двор, я разглядывал все мусорные баки, но Глашу я не находил.
И самое ужасное было то, что мусоросборщик меня опережал. Несколько баков
были уже пустыми к моменту моего прихода. И моей задачей теперь было
поймать этот проклятый грузовик, чтобы перекопать всю помойку и найти
там собаку.
Я вбежал в один из дворов и увидел, что оттуда через другую арку,
выезжал мусоросборщик. Я узнал зеленые баки, но возле них не было
никакой сумки.
- Стой!.. - закричал я, но мужики не услышали меня.
Грузовик быстро двигался по дороге, а я, теряя последние силы, бежал
следом, представляя, как Глаша задыхается под кучей гнили. Но я не смог
догнать эту машину, как ни старался.
Я повернулся и пошел назад. Пройдя несколько метров, я услышал звук,
напоминающий Глашин голос. Я прислушался. Звук доносился из подворотни.
Я вошел туда. Три зеленых мусорных бака стояли передо мной. И около
одного из баков - старая хозяйственная сумка, внутри которой подвывала
Глаша.
Я сел на корточки и освободил собаку. Глаша, живая и невредимая,
бросилась облизывать меня. Я поцеловал ее и прижал к себе. Я слышал,
как бьется маленькое сердце.
- Ну извини… ну прости… я - идиот, - шептал я ей на ухо, а во двор в
это время въезжал мусоросборщик.
Из машины вышли двое рабочих и направились к мусорным бакам. Я не видел
их, потому что сидел на корточках и целовался с Глашей. Я пытался
уговорить Глашу залезть обратно в сумку, чтобы мне было удобнее нести
ее домой. Но Глаша отказывалась. Наконец, я запихнул собаку за пазуху и
выпрямился.
- Приятного аппетита, коллега! - приветливо крикнул мне один из рабочих.
Я усмехнулся и отправился восвояси, предварительно стрельнув у них пару сигарет.
- Бери еще, бери, - добродушно предлагал рабочий, - времена сейчас
тяжелые. - И он сунул мне сверток с бутербродами, очевидно, решив,
что я - московский бомж.
Когда я вернулся домой, то увидел, что дверь в туалет сорвана с петель.
Из комнаты вышла заплаканная Марина и молча взяла у меня собаку. Я перевел
дыхание и сказал:
- Марина, я думаю, что один из нас - сумасшедший. Я считаю, что мы должны
показаться врачу… - я умышленно сделал ударение на слове МЫ, чтобы она
поверила мне и согласилась. Марина мыла Глашу в ванной.
- Я ничего не хочу утверждать, но я уверен, что необходимо пройти
серьезное медицинское обследование. Мне рекомендовали хорошего
специалиста. Если что-то не так, он поможет.
Казалось, Марина не обращала на мои слова никакого внимания, она вымыла
Глашу, вытерла ее полотенцем и села с ней на диван.
- Погрей немного молока, - спокойно сказала она.
- У нас нет молока! - Закричал я, - у нас давно уже нет ни молока, ни
картошки!!! У нас только консервы для собаки. И больше ничего! У нас
даже хлеба в доме нет! Элементарного хлеба!!!
- В холодильнике, - сказала Марина.
Я стоял и молчал, словно истукан.
- На второй полке, - уточнила Марина.
Я вышел в кухню, открыл холодильник и увидел, что он полон нормальными,
человеческими продуктами. Я замер на месте, потому что еще ночью там было
пусто. А сейчас на полке стояли и кефир, и шпроты. Об этом даже не
приходилось мечтать. Я достал пакет с молоком, подошел к плите, снял
крышку с кастрюли и обнаружил в ней только что приготовленное, ароматное
жаркое. Я втягивал этот неповторимый запах тушеного мяса с овощами, и
у меня кружилась голова. Я поставил греть молоко и с аппетитом съел
все жаркое прямо из кастрюли. Я промокал свежий хлеб в соус и наслаждался.
Я немного торопился, потому что Марина могла в любой момент меня застукать
и ее реакция могла быть непредвиденной. Я ел и искоса поглядывал на дверь.
Психиатрическая больница оказалась не какой-нибудь там частной лавочкой,
а серьезным государственным заведением, с обшарпанными стенами приемного
покоя, запахом тушеной капусты вперемежку с хлоркой, решетками на окнах
и медсестрами, которые проплывали мимо с непроницаемыми лицами.
Марина осталась ждать меня на улице, а я вошел в кабинет. Доктор
просмотрел результаты наших с Мариной обследований и задержал свой
зоркий взгляд на листочке с описанием моей мочи. Я сидел перед ним на
стуле, и периодически пытался придвинуться ближе к его столу. Но я
постоянно забывал, что стул прибит к полу и поэтому складывалось
впечатление, что я дергаюсь. При каждом моем подобном прыжке медсестра
поднимала на меня взгляд.
- Ничего, ничего, - извинялся я, и медсестра снова принималась что-то
писать.
- Понимаете, Алексей, - начал доктор и заглянул в бумаги.
- Иванович, - подсказал я и подпрыгнул, пытаясь подвинуть стул.
- Да, да, Алексей Иванович, - улыбнулся доктор, - когда в семье
рождается ребенок, муж очень часто начинает ревновать жену. Ему кажется,
что она перестала уделять ему достаточно внимания. - Доктор встал и,
театрально заламывая руки, прошелся по кабинету. - Что всю свою любовь
она отдает ребенку. И часто муж перенимает кое-что из жизни малыша.
Впадает в детство, если так можно выразиться. Тайком съедает детскую
кашу. А иногда случается, что допивает грудное молоко из бутылочки. -
Доктор остановился передо мной и внимательно смотрел сверху вниз. Не
желая быть ниже него ростом, я поднялся и сказал:
- А жена в это время перегрызает мужу глотку.
Доктор сделал шаг назад и окинул меня тем самым взглядом, каким
художники окидывают свой мольберт с наброском будущего шедевра.
- Жене вашей - почти сорок. - Продолжил он, - неизрасходованный
материнский потенциал она направила на маленького щенка. Я не спорю,
это не совсем нормально. И в смысле гигиены, и это может вызывать у вас
нервное раздражение… И даже ревность. Но это очень часто встречается в
бездетных семьях.
Он снова начал ходьбу по комнате, заложив руки за спину, словно арестант.
А я продолжал стоять и слушать тот бред, что он мне выдавал.
- Но никаких патологических отклонений в любви вашей жены к щенку я не
вижу. Вы просто должны понять ее, по=человечески. Как мужчина… - Он снова
приблизился почти вплотную ко мне, - а то, что она становится похожей на
свою любимую собаку, это в порядке вещей. Не обращайте внимания.
- То есть, когда она начнет чесаться задней лапой и вылизывать у себя
под хвостом - мне не волноваться? Это нормально? Так себя ведут все,
у кого есть собаки? Я вас правильно понял?
Взгляд доктора стал ледяным.
- Вы склонны к преувеличениям, - он взял себя в руки, - я говорю лишь
о некотором сходстве. Понаблюдайте за людьми. Все они немного напоминают
животных. А вашей жене… просто не хватает любви…
Я молча оттянул ворот у своего свитера, обнажая свежий укус. Доктор
осторожно заглянул.
- Любви не хватает, говорите?
Я видел, как медсестра осторожно привстала и пыталась заглянуть ко мне
за воротник.
- Полюбуйтесь! - крикнул я и повернулся к медсестре так резко, что она
отпрянула, - совсем свежий! Еще следы от зубов остались! Рычит, лает,
воет… все обнюхивает…
- А как у вас дела с сексуальными отношениями? - спросил доктор.
- Да я домой боюсь возвращаться! - взвыл я, - Это ОНА мне в горло впилась!
И прошлой ночью хотела наброситься. Еле отбился! Я ее - в сумку, и на
помойку отнес… Потом пожалел… Вернулся… Живая все-таки… дышит. Я ее
домой, а она плачет.
- Успокойтесь, пожалуйста, - тихо сказал доктор, - не стоит так
нервничать. Я вам выпишу снотворное, будете спать спокойно. - И он
улыбнулся фальшивой улыбкой профессионала, который привык сообщать
безнадежным больным, что они проживут до ста лет.
Доктор сел за стол и склонился над рецептом. Неожиданно он поднял глаза:
- А хотите, положу вас к себе? На недельку? Обследуетесь?
Я не стал дослушивать этого придурка, и не стал дожидаться
рецепта. Я вышел из кабинета и пошел прочь. "Что ж, если все думают,
что кусачая жена - это в порядке вещей, зачем мне волноваться? -
думал я, - очевидно, это редкий феномен, и подобных случаев в природе
еще не бывало. Что ж, видно, моя судьба, как у старого башмака - быть
сгрызанным. А после моей гибели, - думал я, - этот кретин защитит
очередную диссертацию".
Марина ждала на скамейке.
- Пойдем, - сказал я.
- Ну, и что он сказал? - спросила Марина.
- Все нормально, пойдем отсюда.
И мы пошли к воротам больницы, а по тропинкам прогуливались сумасшедшие
в сопровождении санитаров. Я зачем-то оглянулся на окна кабинета. У
окна я заметил две фигуры - доктора и медсестры. Они почему-то смотрели
нам вслед.
Утром, перед уходом, я как обычно, брился в ванной. Марина готовила
завтрак для Глаши. Последнее время Марина стала более нормальная. Он,
конечно, продолжала сюсюкаться с собакой, но она хотя бы не набрасывалась
на меня и не впивалась мне в горло. Первые дни я чувствовал себя в
некотором напряжении, но потом, постепенно начал успокаиваться, моя
жизнь возвращалась в прежнее русло. Пока я брился, решил сделать Марине
подарок. Я скопил немного денег, потому что каждый уважающий себя
мужчина всегда должен иметь заначки от жены. И сегодня я решил, что
истрачу часть своей заначки на французские духи, чтобы Марина вспомнила,
что женщина должна пахнуть хорошими духами, а не псиной.
И вот я брился, а Марина и Глаша завтракали на кухне. Тюбик с кремом
случайно выскользнул из моих рук и улетел под ванну. Я нагнулся, чтобы
поднять и нашарил там ту самую зубную щетку, которую я изгрыз в ту
жуткую ночь. Я повертел ее в руках и уже хотел было швырнуть обратно,
как Марина вошла в ванную. Она увидела искореженную щетку и удивленно
спросила:
- Что это у тебя в руках?
- Зубная щетка, - ответил я и бросил ее под ванну.
- Что ты делаешь? - воскликнула Марина, - зачем ты мусоришь? И почему
она изгрызана? - Марина нагнулась и начала шарить под ванной. Сначала
она достала зубную щетку, а потом еще десяток таких же изгрызанных зубных
щеток. Она с недоумением разглядывала каждую и бросала в таз.
- Что это? - говорила Марина, - кто это делает? Их там штук сорок.
Действительно щеток оказалось тридцать девять, потому что я их
старательно пересчитал. Марина в очередной раз запустила руку под ванну
и вытащила странный, изодранный предмет.
- Это моя зимняя шапка, - обрадовался я и хотел забрать.
Марина стояла на четвереньках и брезгливо держала шапку двумя пальцами.
- Зачем ты это сделал? - спросила Марина.
- Это не я, - ответил я и почувствовал себя виноватым.
- А кто же? - удивилась Марина.
Мы оба посмотрели на Глашу, которая стояла в дверях ванной, и понимали,
что если собака имеет привычку портить вещи, то она портит их на глазах
у всех. Я пожал плечами. Марина выпрямилась, подошла ко мне ближе и,
заглянув в глаза, спросила:
- Знаешь, о чем я сейчас подумала…
Я прижался носом к ее щеке и тихо ответил:
- Знаю.
- О чем? - спросила Марина.
Я нежно поцеловал ее щеку. Марина напряглась.
- Не о том, - мягко сказала она. - Леш, может, зря ты от больницы
отказался?
На этих словах я впился в ее щеку зубами. Марина онемела от боли и
неожиданности. Я пришел в себя, оторвался от Марины и бросился вон из
квартиры.
Не помню, как я доехал до Арбата, возможно, что я добежал. Я сгорал от
чувства несправедливости, от обиды, от безнадежности всего, что происходило
в моей жизни. Игорь и Федор уже приготовили инструменты и курили,
поджидая, когда я приду. Вокруг собралась толпа, потому что начались
предпраздничные дни, и людей на Арбате были тысячи. Мы сразу начали
играть, и это было мне на руку, потому что я ни с кем не хотел
разговаривать, я не собирался никому ничего рассказывать. Все это было
бесполезно.
Музыка отвлекает меня от реальности. Я играл и растворялся в мелодии,
мое отвратительное настроение отступало, я парил над реальностью,
превращаясь в ноты, в собственные фантазии и чувства. Реальность
вернулась ко мне в образе моей матери. Она стояла среди толпы слушателей
и смотрела на меня. Я перестал играть и опустился с небес.
- Привет, мам. - Сказал я.
- Здравствуй, сынок, - ответила она.
- Ты чего прибежала? Музыку послушать?..
Мать молчала.
- Или тебе уже насвистели?
- О чем? - спросила мать.
- О том, что я шапку зимнюю изгрыз.
Мать сокрушенно молчала.
- Или о том, как я сначала сам себя укусил, а потом и Маринке в щеку
впился, до кучи, а?
Я оттянул ворот у своего свитера и показал матери след от укуса.
- С собачкой поиграл? - Мать сделала попытку улыбнуться.
- Ага. С собачкой. В три часа ночи.
- Леш, - тихо сказала мать, - может, тебе на развод подать?.. Ты -
молодой. Женишься еще. И дети будут. Люди с ума сходят, потому что им
заботиться не о ком. Вот и вы с Мариной помешались…
- Развод? - удивился я, - но я ее люблю. А разводятся, когда уже не
любят.
Мать погладила меня по груди.
- Может, тебе правда в больницу лечь? - спросила она.
- Мне?! - воскликнул я в отчаянье, - и ты тоже, мам! Ты тоже с ними?!
Не веришь, да? Ты же не видела, а я видел…
Я чуть не плакал, а мать стояла передо мной, маленькая, старая,
беспомощная, и гладила меня рукой по груди, пытаясь утешить. Голос
мой задрожал, как в детстве от нелепой обиды, я сам того не ожидая,
опустил голову ей на плечо и заплакал.
- Ведь ты когда одевалась, мам, - говорил я, - Маринка… Маринка в это
время… за столом… не представляешь, мам… она пукнула! Понимаешь,
пукнула!.. И под хвост себе посмотрела. С виноватой рожей… не веришь?..
- Верю, сынок, - мать гладила меня по голове, как маленького, и от
этого я плакал еще сильнее, - ты, главное успокойся… пройдет… образуется…
Ну пукнула… с кем не бывает… Ну? Не обосралась же она, в самом деле…
И мать засмеялась счастливым материнским смехом.
- Все забудется, - продолжала мать, словно колыбельную, - а в больницу
надо лечь. Раз врач сказал, значит, он что-то нашел. Гастрит, может?
- Мама, - я мгновенно пришел в себя и перестал плакать, - скажи мне,
пожалуйста, с каких это пор гастрит в дурдоме лечить начали?
- Как знаешь, - вздохнула мать и пошла в сторону Смоленки.
- Я - не сумасшедший! - закричал я, - Я - не псих!!!
Прохожие с интересом оборачивались, а мать продолжала молча идти.
- Я - нормальный человек! - заорал я, что было сил, - Ты должна мне
верить!
- Верю, сынок, верю, - мать на секунду обернулась ко мне и продолжала
путь.
Я стоял и смотрел ей вслед, на ее опушенные плечи и седой затылок.
Вместе с ней уходила моя надежда. Федор подошел ко мне и положил руку
мне на плечо.
- Ты тоже думаешь, что я тронулся? - спросил я.
- Завтра поговорим, хорошо? - странно ответил он, - я должен кое в
чем убедиться. А то нехорошо получится.
Прошло уже больше года после этой истории… В больницу я, конечно, не лег.
Съездил, отдохнул с ребятами. Выспался, пришел в норму. После того, как
Федор рассказал мне все, что знал, я долго не мог опомниться. Марина,
оказывается, все это специально устраивала, чтобы от меня отделаться.
Жилплощадь ей нужна была… свободная. Вот она меня и изводила. Федор часто
видел, как Марина приходила в мастерскую к Зернову. Я забыл сказать, что
Федор живет напротив мастерской, окно в окно. Он молчал, потому что
сначала хотел сначала убедиться, что прав. Потом, когда убедился, все
мне и выложил, во всех подробностях.
Я пару месяцев прожил у мамы, а потом снял квартиру в Перово. Далековато,
конечно, но зато недорого. А Зернов от своих детей, от жены, конечно же,
не ушел. Да и квартира у него получше, чем наша. Так что план Марины не
совсем удался. От меня она отделалась, но Зернова не получила.
Я часто вспоминаю, как мы с Мариной любили гулять по осеннему лесу. И
в этот раз она позвала меня пройтись. Неожиданно откуда-то вылетел
мячик и ударил меня прямо в щеку. Я поймал мячик, огляделся, но никого
не увидел. Сама судьба подбросила мне этот мячик. Я покосился на Марину
и тронул ее за рукав.
- Смотри!
Я остановился и забросил мячик далеко в кусты.
- Апорт! - крикнул я.
Марина на секунду замерла от неожиданности, она смотрела то на меня,
то туда, куда только что улетел мяч.
- Апорт! - повторил я команду.
Марина сорвалась с места и помчалась за мячом. Она носилась по кустам,
в поисках мяча.
- Ищи!.. Ищи!.. - подбадривал я Марину.
Марина обнюхивала траву, кусты и наконец, вернулась ко мне покорная и с
мячиком в зубах.
- Молодец, - похвалил я, - хорошо!.. - Я поощрительно погладил ее
по голове и снова зашвырнул мячик.
Счастливая от подобных унижений, Марина носилась по лесу, как собака,
которую спустили с поводка. Она каталась по траве, подпрыгивала,
пыталась поймать мяч зубами. Я смотрел на нее и думал, как хорошо,
что Федор успел мне все рассказать, иначе… Иначе я вряд ли бы выжил.