Промозглым осенним вечером на скучной деловой встрече я с удовольствием
переглядывалась с приятным бизнесменом. Это было здорово. Газетный
гороскоп обещал мне новый роман на этой неделе. Уже был четверг, а я еще
не знала, с кем этот роман должен начаться.
На выходе кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась.
- Меня зовут Алексей Константинович, - представился бизнесмен.
Он смотрел на меня с такой безграничной нежностью, что где-то в глубине
моей оголодавшей души неожиданно дрогнул серебряный колокольчик. Дрогнул
и замер в томительном ожидании.
- Вы жареные креветки любите? С сухим вином?
Мечты и мысли неслись на бешеной скорости, опережая реальность, слепив в
моем воображении пластилиновый фантом идеального мужчины. Всю жизнь эти
пластилиновые фантомы нещадно разрушали мою личную жизнь. Получая
в реальности обыкновенных мужиков - с комплексами, недостатками, а еще
чаще с женами, я одновременно получала разочарование. Пластилиновая
фигурка таяла вместе с иллюзиями. Каждый раз мне приходилось восставать
из пепла и приниматься за создание новой.
Прошла неделя. Бизнесмен и не думал появляться. "Позвоню ему сама", -
решила я и набрала номер. Услышав радость в его голосе, я приободрилась и
пригласила к себе на ужин.
- Конечно, я приеду! Прилечу! Я всю неделю мечтал только о тебе! Но я был
очень занят, - признался он с неподдельной искренностью.
Я слышала, что дикари из Папуа Гвинеи-Биссау, прежде чем начать брачные
танцы, в течение двух месяцев обязаны приносить к ногам дамы своего
сердца свежее мясо, бусы из драгоценных камней и новые набедренные
повязки. Иначе дама может обидеться и слопать несостоявшегося ухажера.
В цивилизованном обществе каннибализм не принят, поэтому я долго
уговаривала шефа выдать мне зарплату раньше времени. А, уговорив,
самоотверженно отнесла ее всю в ближайший магазин нижнего белья. Довольные
продавцы, очевидно, решили, что мне предстоит выступать в эротическом шоу,
и навязали набедренные повязки лучших фирм мира.
На остатки денег я купила продукты, у соседки заняла недопитую бутылку
виски. Вечером накрыла на стол и принялась мечтать.
Часы летели. Я все мечтала. По времени уже было пора переходить ко второму
отделению нашего романтического ужина. Константиныч не появился.
Мои ощущения трудно передать. Это была злость, а не обида. Причем зверская
злость на саму себя. Зачем я набрала этот проклятый номер!
Никогда не звони мужику, если он тебе нравится. Это правило я усвоила
твердо, на всю жизнь. И теперь я скорее перегрызу телефонный кабель, чем
наберу номер, который меня волнует.
На следующий день, по моей просьбе, Константинычу в офис принесли
целлофановые пакеты с протухшим ужином. Я приложила записку: "Приятного
аппетита!" И, казалось, выкинула своего бизнесмена из головы. Но не тут-то
было!
Вечером квартира взорвалась от телефонного звонка.
- Мне было намного обиднее получить твои протухшие салаты, чем тебе - их
потерять, - признался Константиныч.
"А он не дурак, - мелькнула мысль, - хоть и при деньгах". И уже через
три минуты я неслась в такси на другой конец Москвы, представляя
сногсшибательную сцену из фильма "Девять с половиной недель".
Мужчины любят смотреть на то, как женщины раздеваются. Женщины любят,
когда на них смотрят. Правильный взгляд - это уже начало того, ради чего
раздеваются.
У меня вызывали серьезные опасения мужики, которые в этот момент
отворачивались. Константиныч отвернулся к окну.
Сцена из "Девяти с половиной недель" сменилась кадрами из телесериала
"Семнадцать мгновений весны".
По-моему, в мужике самый волнующий момент, когда он расстегивает рубашку,
обнажая грудь и плечи. Причем грудь может быть абсолютно гладкой. Она -
мужская. В этом ее достоинство.
Рубашку приятно снять с него самой.
Провести пальцами по плечам и, если он не начнет трястись и корчиться от
щекотки, опуститься ниже, чтобы почувствовать мужскую силу, во власти
которой сейчас окажешься...
Потом глаза лучше закрыть… Потому что ни один мужик на белом свете не
умеет привлекательно снимать брюки. Согнувшись в три погибели, он
выпрыгивает одновременно из обеих штанин. Или, освободив одну ногу, делает
несколько заячьих прыжков по комнате, пытаясь выпутаться из второй штанины,
и чертыхается. Все свое хозяйство он комком - с трусами и носками -
запихивает в угол кресла, сверху зачем-то прикрывая диванной подушкой.
Бывает, он расстегивает брюки и спускает их с плавками одним махом.
Детородный орган обнажен, мужик смотрит на тебя взглядом завоевателя,
даже не подозревая, что на самом деле похож на скульптуру "Писающий
мальчик".
Из карманов Константиныча посыпалась мелочь. Он проследил за ней с
сожалением, но собирать не рискнул, потому что я корчилась от хохота.
Наверное, любовь - это когда ничего подобного не замечаешь.
Смех сменился нежностью.
Желание вернулось.
Состояние невесомости стремительно уносило нас в открытый космос…
Потом на кухне пили чай.
- Чем ты занимаешься? - поинтересовалась я.
- Контрабандой, - просто ответил он, - лучше не вникай. Знаешь поговорку
"Меньше знаешь - крепче спишь"?
- Любишь рисковать? - спросила я.
- Раньше рисковал, когда работал в "органах". А теперь я люблю деньги.
Кстати, у тебя есть на жизнь?
- Есть, - соврала я, выдержав его взгляд.
- Ты знаешь, что ты - роковая женщина? - спросил Константиныч, провожая
меня до такси.
- Не замечала, - хмыкнула я.
- Я всегда мечтал о такой, как ты. Независимой, как тигрица.
- У тебя просто было мало женщин, - вспомнив, как он выпрыгивал из штанов,
предположила я.
- Нет, - возразил Константиныч, - не мало. Но все они были навязчивы. И
сразу хотели от меня зависеть. От моих денег, от моих желаний. А в тебе
есть удивительный надлом… Чем к тебе ближе, тем ты - дальше. Понимаешь?
- Нет, - призналась я, забираясь на сиденье такси, - не понимаю.
- Бескорыстная женщина дороже стоит, - загадочно произнес Константиныч.
Я ехала в машине по ночной Москве. Мышцы приятно поламывало. Интересно,
позвонит он мне завтра или нет? Скорее всего, нет. Слишком красиво прощался.
Романы бывают разные. Одни - на несколько лет, другие - на несколько
месяцев, третьи - на один день.
Бывает так, что именно однодневные романы остаются в памяти на всю жизнь.
Бывает, сразу забываются.
У однодневных романов есть одно золотое правило: прозвонить на следующий
день женщине и поинтересоваться, как ее дела. И все. После этого можно не
звонить. Неделю, год. Никогда.
На следующий день к моему подъезду подогнали спортивный автомобиль
"Вольво". Крутолобый раб сообщил, что Алексей Константинович освободится
к четырем, чтобы ехать к нотариусу для оформления автомобиля на мое имя.
Когда в доме нет ничего, кроме вчерашней гречневой каши, "Вольво" - это
предмет первой необходимости. Мои дети устроили вокруг машины ритуальные
танцы.
Роман забурлил Ниагарским водопадом. Я растворялась в объятиях
Константиныча, уже не обращая внимания на звон мелочи, высыпавшейся из
его карманов. Я владела автомобилем. Упиваясь его безоговорочным
подчинением, я гоняла по Москве на бешеной скорости, смущая былых
поклонников и вызывая зависть подруг.
Константиныч владел мной, моим временем, моими мыслями.
Как-то в ювелирном встретила Лизу, бывшую однокурсницу.
- Откуда у тебя это? - алчно глядя на автомобиль, спросила Лиза. Она
всегда реагировала на деньги со скоростью звука.
Лиза - сексапильная дылда неопределенного возраста. Про таких говорят:
вместо мозгов - влагалище. Когда мы учились в университете, Лиза путанила.
Это знал чех Милаш, который за небольшой процент помогал ей "бомбить"
представителей социалистического лагеря. Знали мы, ее подруги, которым в
свои "рабочие дни" она доверяла маленького сына.
На втором курсе Лизу единогласно выбрали комсоргом и отправили по
комсомольской путевке в ГДР для обмена опытом. Думаю, она внесла немалую
лепту в дело демократических преобразований. Сразу после ее визита рухнула
Берлинская стена.
Лиза с вожделением гладила автомобиль.
- Любовник подарил, - сказала я.
Услышав, что Константиныч собирается везти меня в Париж, она напросилась с
нами ресторан.
- Хоть одним глазком на него посмотреть, на твоего "Паутиныча"! Такое чудо!
- ныла Лиза, поглаживая "Вольво".
Сначала все было хорошо. Потом Лиза напилась. Одурела и стала патологически
похотливой. Начала строить Константинычу глазки.
Потом бегала в туалет каждые три минуты и просила проводить, потому что
какой-то пьяный грузин хлопал ее по заднице каждый раз, когда она проходила
мимо.
Константиныч добросовестно выполнял ее просьбы, но грузина ни разу не
встретил. На пятый раз, проводив ее, он шепнул:
- У нее что, цистит?
Я усмехнулась и во время очередных проводов ушла из ресторана.
Прошел месяц.
Запорошенная снегом, сиротливо стоит под окнами машина. Кто-то любезно
отодрал от нее дворники. На бензин денег нет. Вечерами валяюсь на тахте и
бестолково тыкаю в пульт телевизора.
Я всегда ценила чувство свободы.
Оказывается, свобода - это пустота.
Теперь думаю, чем бы ее заполнить.
Нашла в газете приглашение к психоаналитику. Набираю номер.
- Я потеряла интерес к мужскому полу.
- Переходный возраст, - был ответ, - смените сексуальную ориентацию.
Кажется, я ошиблась номером.
Пришла соседка. Принесла еды и выпить.
- Не могу поверить, что твой мафиозный Константиныч поменял тебя на
дешевую шлюху!
- Ну и не верь, - отвечаю, - а был ли Константиныч? Может, это Майкл
Джексон обменял меня на связку бананов. А Константиныч, вот он. Сидит
рядом и грызет семечки. Сплевывает шелуху на паркет и говорит: "Зима
пришла. А мы дровами не запаслись. Чем печку топить"? - "Аспирином", -
отвечаю я и просыпаюсь от холода, потому что ветром распахнуло окно.
Метель ворвалась в спальню, сбросив с подоконника горшок с кактусом.
Несколько минут прихожу в себя, слышу придушенный треск телефона.
Лениво снимаю трубку.
- Извини, я тебя разбудил, - у Константиныча тревожный голос, - мне нужен
твой совет и… возможно даже, помощь…
- Я не венеролог, - отвечаю.
- У меня правда серьезная проблема.
- Тебя приговорили к пожизненной ссылке, - спрашиваю, - и некому пойти за
тобой в Сибирь?
- К тебе можно сейчас приехать?
- Я не одна, - отвечаю я, доставая из комода тушь для ресниц, - приезжай,
если не надолго.
- Лиза - редкая женщина, - Константиныч ходил по комнате туда-сюда, - она
независима. Как тигрица. В ней есть потрясающий надлом. Но ей очень трудно.
Ты никогда не поймешь, как ей тяжело! - Он выдержал паузу: - Она одна
вырастила сына!
Я раскачивалась в кресле, скрестив ноги, как индийский йог, и вспоминала
уроки медитации. Мне хотелось вылететь в астрал, чтобы с небес разумно
оценить обстановку.
- Я знаю, что ты скажешь, - продолжал Константиныч, очевидно, вспомнив о
том, что у меня двое детей. - Но ты сильная. А Лиза… Лиза очень беззащитная.
Чувство реальности покинуло меня навсегда. Казалось, что весь этот бред
происходит не со мной.
- Ты знаешь, как она жила? Чем занималась?
- Знаю, - спокойно ответила я.
- Оставь свою иронию! - заорал Константиныч, - она газеты разносила!
Чтобы заработать на хлеб! Ты когда-нибудь разносила газеты за кусок хлеба?
- Ну, хватит! - вспылила я, - говори, зачем пришел, или проваливай!
- Лиза похищена, - горько произнес Константиныч.
Я перестала раскачиваться и вытаращила глаза.
- Ее взяли в заложники. Сегодня в два часа дня она вышла в магазин и не
вернулась. Час назад она позвонила. За нее просят выкуп десять тысяч
долларов. После этого ее отпустят. Кормят ее хорошо, - зачем-то добавил
Константиныч и горестно вздохнул.
- Кормили ее всегда хорошо, - ко мне вернулась реальность, я посмотрела
на Константиныча: - А я-то здесь причем? У тебя свита - бандиты, милиция.
- Ты всегда была прозорлива, посоветуй, как мне быть. С одной стороны,
она - живой человек. А с другой, все-таки десять штук - это деньги. -
Здесь Константиныч был абсолютно справедлив.
- В какой магазин она пошла? - спросила я.
- В меховой, - с трагическим видом сообщил Константиныч.
Я ущипнула себя за ухо. Нет, это был не сон. Встала с кресла, плеснула
себе в стакан конька и сделала большой глоток.
- Я вижу здесь чеченский след, - выдохнула я, - сейчас начнутся взрывы в
общественном транспорте. Потом - штурм Останкино. Не забывай, что я живу в
Останкино! Мне больше не надо трассирующих пуль за окном! У меня - дети! -
заорала я. - Дай ей, пожалуйста, десять тысяч. Только побыстрее. Пусть она
успокоится!
- Тише! - испугался Константиныч. - У тебя истерика!
Я сделала еще глоток и успокоилась.
- Дай ей десять тысяч, - попросила я, - а то не видать нам мира с Чечней.
Бедные! Мало им! Теперь еще Лиза их терроризирует.
- Зачем ты так? - спросил Константиныч, - Лиза не так корыстна, как кажется.
За все время…
- Не надо, Алеша, - тихо сказала я и неожиданно расхохоталась, - а
представляешь, ее там сейчас утюгом жарят!
Константиныч содрогнулся.
- Хорошо, если "Филипс". Он с увлажнителем. А если нашим? Отечественным? -
я заливалась от хохота.
Несколько минут Константиныч стоял молча. Потом он взял пальто и вышел из
квартиры.
Я порылась в старой записной книжке и набрала номер Лизиных родителей.
- Алло? - услышала я сонный голос.
- В Кремле началось экстренное заседание в связи с возобновившимися
террористическими актами, - сообщила я.
- Кто это? - испуганно спросила Лиза, - что вам надо?
Я опустила трубку.
Спустя две недели мы с Константинычем сидели в мексиканском ресторане и
ели жареные креветки, запивая их сухим вином.
- А ты была права насчет Лизы, - говорил Константиныч, - такая сука
оказалась!.. Ты потрясающе прозорлива. У меня никогда не было такой
женщины, как ты, - он вздохнул. - Ты странная, независимая. Как тигрица.
В тебе есть потрясающий надлом. Я всю жизнь ищу такую. Понимаешь?
Я молчала.
- Поедем ко мне? - предложил он.
- Нет, - ответила я, - не поедем.
- Тебе не кажется, что твое чувство собственного достоинства постепенно
превращается в комплекс неполноценности? - По-моему, он сам удивился тому,
что сказал.
- Может быть, - задумалась я, - но дело не в этом.
Я мрачно взглянула на Константиныча.
- Понимаешь, недавно я сменила сексуальную ориентацию.
И пока он приходил в себя, я выложила перед ним ключи от автомобиля.
